– И все же я держусь, несмотря на все обстоятельства.
Келлин вздыхает, уткнувшись мне в шею.
– Ты – скала. Устойчивая и нерушимая.
– И мне нравится оставаться на одном месте.
Он смеется, и этот звук щекочет мою кожу. Его руки в моих волосах, его пальцы перебирают пряди.
– Ты останешься со мной сегодня вечером? – спрашиваю я. Но как только я произношу эти слова, то ощущаю тревогу. Я больше не должна испытывать такое рядом с этим человеком, но мне страшно. Постоянно.
– Конечно. Дай мне переодеться, я сейчас вернусь.
Я использую эту возможность, чтобы заняться своими делами. Кладу молоты на прикроватный столик, в пределах досягаемости. Раньше, покидая дом, я спокойно могла сделать это без оружия. Но теперь мне, похоже, постоянно приходится держать поблизости что-то острое или тяжелое.
Я опустошаю карманы, думая спрятать травы в ящик с глаз долой.
Но, смотря на них и думая о том, что Келлин останется на ночь, решаю осторожно положить в рот сухой листик.
Вкус горьковат – травы нужно заваривать, как чай. Но я не собираюсь сейчас тратить на это время.
Я быстро проглатываю.
И тогда мое лицо начинает гореть.
Что, в общем-то, совершенно нелепо. Очевидно, никто не знает, что я только что проглотила. В любом случае у меня нет никаких причин смущаться.
И все же, когда Келлин стучит в дверь, жжение на моих щеках только усиливается.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он, когда видит меня. – Мне открыть окно?
– Я в порядке.
– Остатки беспокойства после встречи? – догадывается он.
– Конечно.
– Конечно?
К горлу подкатывает неловкий, нежеланный смешок, и я чувствую себя сумасшедшей.
Просто потому, что я съела эту штуку, еще не значит, что мы должны что-то делать. Это была просто мера предосторожности.
Шшш, – отвечаю я.
– Ты делаешь меня такой, – говорю я, когда мне удается сдержать смех. – Сводишь меня с ума. Ставишь меня в неловкое положение. Заставляешь меня смеяться.
Лицо Келлина смягчается. Он сокращает расстояние между нами, проводит пальцем от тыльной стороны моей ладони вверх по руке. От этого следа по моей коже пробегают приятные мурашки.
– Ты делаешь меня счастливым, – говорит Келлин. – И заставляешь меня бояться. Теперь, когда у меня есть ты, я так боюсь потерять тебя.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – шепчу я. Пальцы моей правой руки тянутся вверх, чтобы слегка поиграть со шнурками на его шее. Мне всегда нравилось чем-то занимать руки.
– Еще ты заставляешь меня поверить, что у мира есть надежда, – говорит он.
– У всего мира? – с сомнением в голосе спрашиваю я.
– С тобой случилось так много ужасных вещей, и все же ты не потеряла себя. Ты все такая же добрая. Все еще сильная. Все еще полна решимости. Мир становится лучше оттого, что в нем есть ты. Моему сердцу легче от того, что ты есть.
Это звучит немного вычурно, но мне нравятся его слова. У меня в ушах звенит от удовольствия.
Сейчас самое время.
– Не хочу, чтобы ты уходил, – шепчу я, вставая на цыпочки. Это еще не признание в любви, но лучшее, на что я способна в данный момент.
– Я не уйду, – отвечает он.
И он накрывает своими губами мои.
Я никогда не перестану удивляться, насколько захватывающе и чудесно целоваться с ним. Не важно, сколько раз я это делаю, чувства не становятся слабее.
Ощущение его пальцев в моих волосах.
Запах его кожи.
Его вкус.
Он – это все, чего я всегда хотела, даже когда еще не знала этого.
И о, как я хочу его прямо сейчас.
Хотя поцелуй начинается медленно, я углубляю его почти сразу.
Келлин не протестует.
Он сжимает меня крепче, позволяя мне самой направлять поцелуй. Я прижимаюсь к нему снова и снова, играя с его губами, облизывая их, покусывая, смакуя.
Их уголки все время подняты вверх, как будто он не может удержаться от улыбки. Ему это нравится. Нравится, когда мы физически близки.
Я люблю это больше всего на свете.
Дергаю за шнурки у него на шее. Разрез доходит только до середины его груди, но я исследую этот участок губами, пробуя на вкус новые части его тела.
Одним резким движением Келлин поднимает меня и кладет на кровать, растягиваясь на мне так, что я больше не могу двигаться.
Но я ничуть не возражаю, когда он начинает развязывать шнурки на моей собственной ночной рубашке.
Опять же, разрез недостаточно велик, но мне нравится чувствовать губы Келлина на моей ключице, его горячее дыхание, скользящее под хлопком.
Мне нужно, чтобы его губы поднялись выше. Мне нужно, чтобы его губы опустились ниже.
Я выбираю более легкий путь, притягивая его обратно к своему рту.
А потом я перекатываюсь так, что снова оказываюсь на нем сверху. Оседлав Келлина, я приближаюсь к тому месту, где его рубашка заправлена в брюки, и освобождаю ткань. Он помогает мне снять ее с себя.
Я жадно смотрю на его грудь, позволяю своим пальцам проследить узор, который рисуют мои глаза. Келлин такой привлекательный. Такой
И я вспоминаю свое давнее желание.
Прикасаться к нему.
Но мое воображение никогда даже близко не могло сравниться с реальностью.