У истоков недостатка материнской любви к ребенку – эмоции невысказанные, не нашедшие выражения, не переработанные[14]
. В реальности мать не любит не своего младенца, а часть самой себя. Она проецирует эту часть себя на личность ребенка, чтобы суметь защитить свой имидж. Если плох ребенок – значит, она может по-прежнему считать саму себя доброй матерью. В процессе отчуждения матери от собственного ребенка могут конкурировать многие причины. При этом все-таки можно выделить четыре основных: нежелание иметь ребенка, травма при его рождении, печальные факты из ее собственного детства, конфликт с отцом или со всей семьей. Женщина может не хотеть ребенка в тот момент своей жизни, потому что она чувствует себя слишком юной, слишком старой, недостаточно устроенной в жизни, недостаточно богатой, слишком занятой, слишком бездеятельной, слишком одинокой, ей не нравится окружение. Короче говоря, причин может быть множество. Даже сегодняшние, крайне эффективные способы контрацепции, действуют не на все 100 %, и женщины, может быть, бессознательно амбивалентные, могут забыть позаботиться о предохранении во время акта.Женщина имеет право не хотеть ребенка. Она имеет право не хотеть зачать вас. А ВЫ – имеете право испытывать чувство гнева оттого, что не были желанны.
Хотеть ребенка – это всегда непросто. Не бывает «чистого» желания. Ребенка заводят для него или для себя? Понемногу для обоих. Можно хотеть ребенка, чтобы заполнить пустоту в своей жизни, потому что преследует страх постоянных ссор на службе, или чтобы сохранить мужчину, чтобы заменить умершего, чтобы превзойти старшую сестру, заполнить собственное одиночество, из желания передать свой генетический код, продолжить самое себя, понравиться его матери, соответствовать образу идеальной семьи. Все это сконцентрировано на себе, а не на ребенке. И все эти причины выглядят неопределенными. Проблема конкретизируется, когда все эти личностные причины становятся слишком насущными, приоритетными, экзистенциальными. Тогда ребенок – уже не субъект, а объект.
Всю эту главу неплохо было бы прочесть и отцам. Но с ними проблема, увы, видится не такой животрепещущей. Отцу, пожалуй, слишком легко позволяется не признавать своего ребенка. Обычно само собой разумеется, что он платит за него, но вовсе не обязательно любит. (К счастью, положение мало-помалу изменяется, и отцы начинают отстаивать свое право любить детей и заниматься ими.)
Короче, любой ребенок имеет право быть желанным, и любой родитель имеет право не желать ребенка. Долг родителя состоит не в том, чтобы обязывать себя испытывать чувства, которых он не испытывает, и того менее – винить себя за это. Его долг – признать истину, и понять справедливый гнев своего ребенка. Например, Андре в письме к матери подчеркивает: «Мне было так нужно, чтобы ты мне это высказала и чтобы ты сказала: если б ты меня любила – все происходило бы иначе, чтобы ты выразила эмпатию к тому, что мне пришлось пережить».
Ребенок может быть желанным или не быть. Его могут принимать или не принимать. Бывает, что нежданные младенцы принимаются с большой любовью, а другие, пусть даже и желанные, встречают лишь отчуждение и холод. Есть родители, которые ослеплены с того первого мгновения, как увидят свое дитя. Другие же испытывают определенное разочарование при виде этого крохотного существа, такого непохожего на идеального младенчика, каким они его себе навоображали. Он уродлив, неопрятен, слишком нервный или слишком вялый, ему больно сосать грудь или он отказывается ее брать. Иногда он рождается больным или слабым, или еще проще – не соответствующим тому образу херувимчика, какой нарисовали себе папы и мамы, и/или их представлениям об отношениях «мама – дитя». Такие вот родители и нуждаются в том, чтобы их вели и поддерживали, давая понять, что же происходит в них самих и выразить почувствованную обиду. Если этого не сделать, невысказанная обида, подавленные эмоции испортят отношение к ребенку. Папы или мамы возненавидят собственное дитя, вызвавшее у них не самые приятные чувства. Скорее всего, они постараются их скрыть, даже утаить от себя, но будут вести себя жестко с ребенком, не так ласково, терпимо, не столь эмоционально, и чаще будут выходить из себя…
Мария спрашивает меня о своей дочери, или, точнее, о своих отношениях с дочерью. Стоит Дафне приблизиться, как мать отходит в сторону. У нее не получается ее полюбить – признается она мне вся в слезах. Сейчас Дафне двенадцать лет. Она жалуется на то, насколько по-разному относятся к ней и к ее брату. Мария отважно рассказывает мне о том, что пережила сама. Она сознает, что кричит на дочку без всякой причины, бывает несправедлива и главное – чувствует, что не способна ответить на ее эмоциональные запросы. А вот второго ребенка, сына, обожает с самого его рождения. Тогда она и открыла внутри себя мир чувств – нежные эмоции, которых никогда не испытывала к старшей. Я прошу рассказать мне историю Дафны.