Поверь. Я люблю тебя

Если ваши родители были с вами жестче, отчужденнее или более склонны к насилию в определенный период вашего детства или отрочества – спросите себя или спросите у них, что сами они пережили в таком же возрасте. Их поведение точно отражает еще не исцеленную рану. Иногда воспоминание воскресает. Родитель говорит себе: «В таком возрасте я не имел права на…» или «Не могло и речи быть о том, чтобы я…». Самые досягаемые для сознания воспоминания – это память о разрешениях и о запретах. «Вот на что я имел право, а вот на это я не имел права». Родитель вспоминает о рамках, в которых ему положено было расти и развиваться. Либо чтобы накладывать ту же рамку на собственных детей, либо чтобы подчеркнуть, как им повезло по сравнению с ним.

Родитель может вспоминать и о фактах, сопутствовавших его жизненной истории: «Мне было столько лет, сколько тебе, когда мой отец ушел», «Я был в твоем возрасте, когда мы переезжали»… Внутренние ощущения, прожитые эмоции и чувства труднее вытащить в сознание: «Я чувствовал себя до того неловко…», «Я страдал от того, что родители вели себя так жестко…» Это те внутренние ощущения, те непереработанные эмоции, которые передаются из поколения в поколение, иногда вынуждая факты к повторению. Остающаяся открытой рана ищет исцеления. Память о ней снова и снова появляется в потомстве до тех пор, пока кто-нибудь не увидит ее, не опознает, поймет чувства и позволит ране закрыться и, наконец, зарубцеваться. Вот так же точно мы наблюдаем, как один из наших детей падает с велосипеда в том же возрасте, что и мы когда-то, как ему вырезают аппендицит в том же возрасте, когда и мы натерпелись страху из-за того же, его изнасиловали в том же возрасте, что и нас. Наши несчастные случаи и болезни не всегда происходят случайно. Мы несем в себе травмы наших предков. Из поколения в поколение малыши, старшие или младшие, ранят себе указательный палец на правой руке или ломают правую ногу. И вот на коже у наших детей мы часто замечаем те же самые шрамы, какие уже есть у нас. Подчеркнем – если физическая рана излечима, то эмоциональная кровоточит очень долго.

6. Неудобное положение отцов

Сегодня роли полов становятся гибче, и отцы проявляют такую же привязанность к детям, что и матери. Быть папой – серьезное приключение, ничуть не менее сложное и амбивалентное, чем быть мамой. Мне случается принимать разные типы отцов – от самых вовлеченных до самых отчужденных. Некоторые из них демонстрируют больше материнской заботы о детях, чем их жены. Они мягкие, нежные, заботятся обо всем, что необходимо их малышу, моют, кормят его, укладывают в кроватку, готовы сидеть рядышком часами, укачивать, любоваться, ласкать. Наверное, всегда существовали мужчины, которые были заботливее своих жен. И все-таки до нынешних времен жесткое распределение ролей не позволяло им проявлять отцовскую нежность так свободно.

А другие не привязаны к своим детям. Они считают, что их воспитание, как и все домашние работы, лежит на матери. Они с удовольствием отвозят их в школу по утрам, но по две недели с ними не видятся – и ничуть по ним не скучают. Такой случай с Раулем. Он женат, у него трое детей. По вечерам и в уик-энды он возвращается очень поздно, он ходит кататься на лыжах, плавает на яхте или просто уезжает отдохнуть. Он никогда не играет с детьми в настольные игры, и редко выпадает случай просто с ними поговорить. Впрочем, даже если такое иногда случается, он быстро начинает скучать в их обществе. Он не знает, что они изучают в школе, незнаком с их друзьями, с преподавателями, ни даже с их врачом. И подарки к Рождеству им покупает не он, он и понятия не имеет, что могло бы доставить им удовольствие. Он утверждает, что любит своих детей. Кого он любит? Он их даже не знает! Говорит, что очень их хотел. На самом деле он хотел имидж отцовства, ходить гордым от того, что рядом – прелестные мальчики и девочки, происшедшие от него самого, а не задушевного контакта с зависимыми созданиями и их растущими потребностями.

Рауль потерял самого себя. Его отец никогда не занимался им. За время лечения он осознал, что обращается со своими детьми так же, как обращается с ребенком, который живет в нем самом, то есть с отчуждением и презрением. Сблизившись с сутью самого себя, осмелившись войти в контакт с бескрайней пустотой, оставшейся после нехватки отцовской заботы, он тем самым сблизился по-настоящему и со своими детьми.

Между этими двумя крайностями – всевозможные типы отцов. Социальный имидж – серьезная ловушка для мужчин. Один свежеиспеченный папа говорил мне: «С тех пор как я отец, я чувствую себя исполнителем особой миссии. Я – охотник, добытчик пропитания. Я тот, кто должен защищать мою жену и моего ребенка». Его роль отца идет впереди его ощущения отцовства. Между тем отцовство – это обязанность. Но если ее исполнять в рамках устоявшейся роли, можно пройти лишь по обочине настоящих чувств.