Гнев (здоровый гнев), что бы там кто ни думал, является эмоцией освобождающей, примиряющей, роль которой – восстановить здоровье личности и вернуться к равновесию в отношениях. Все эмоции важны. И если в моих сеансах преобладающее внимание уделяется гневу, то тому есть причина вдвойне. Во-первых, эта эмоция особенно запретная. Во-вторых, это инструмент восстановления организма. А мое ремесло предполагает, что весь процесс лечения детских травм я нахожусь рядом с пациентом. В терапевтическом процессе мы много раз еще будем сталкиваться с гневливостью.
«Я сержусь, потому…» Первый гнев имеет целью пробить брешь в стене идеализации. Такой «гнев» обращен против родителей. Я ставлю слово в кавычки, речь тут еще не о настоящем гневе, примирительном и конструктивном. Это агрессивная энергия. Нужно разрушить стену, разорвать общие представления, сломать запреты. А такой «гнев» направлен против родителей, его цель – заставить их сойти с пьедестала, на который ребенок поместил их в своем сознании. Такая агрессивность в целом приносит ребенку облегчение – он иногда осмеливается в первый раз оказать родителям сопротивление. Обращаясь к подушке, представляя своего отца, Одиль утверждает: «Я больше не хочу слышать, как ты изрекаешь единственно правильное мнение обо всем, что я делаю, что хочу сделать, о том, что говорю, о моей одежде и прическе… Мне надоело слушать, как ты все критикуешь. У тебя даже нет права высказывать собственное мнение, позитивное или негативное, о ком бы то ни было, кого ты берешься поучать и о ком судить. Ведь ты не тот человек, которому я могла бы полностью довериться. Твоя нервозность, твой стресс, твои манеры выражаться и двигаться ничуть не соответствуют ни тому, что ты сам так превозносишь, ни тому образу, кем тебе хотелось бы казаться».
«Нет, я не стану тебя слушаться, я имею право!..» Вторая волна гнева позволяет понемногу освобождаться от родительских запретов и снова подарить себе свободу побуждений и импульсов. Она освобождает порывы, дает разрешения. Она благоприятствует утверждению себя и своих прав. И все-таки гнев не всегда бывает конструктивным.
«Нет, это было совсем не для моего блага – мне было больно!» Начинается раскрытие прошлого. Брешь, пробитая гневом в идеализации, открывает доступ к воспоминаниям. Каждая припомненная травма вызывает гнев по отношению к родителям, которые нанесли ее. Личности понемногу открывается вся ширь ее страданий. Гнев начинает работу по исцелению, позволяя личности ощутить всю глубину своих душевных ран. Когда эмоции, связанные с этими ранами, – страхи, ужас, ярость, горечь, боль, – наконец получили выражение, тут приходит и целительный гнев – гнев упорный, утверждающий себя, устанавливающий чувство целостности личности: «Я существую, я здесь, я чувствую себя сильным (сильной), я тебе покажу, кто я есть!»
В своих предыдущих книгах я попыталась прояснить ситуацию насчет известных предрассудков об эмоциях и особенно – о гневе. Повторю еще раз – гнев является эмоцией, это физиологическая реакция человеческого организма на рану, фрустрацию или несправедливость. И это не та реакция, от которой надо любой ценой отделываться. Это не признак «озлобленности». Гнев (здоровый!) приносит индивидууму удовлетворение и устанавливает гармонию в отношениях. Насилие разрушает. Гнев восстанавливает. Как прекрасно показала Элизабет Кюблер-Росс, это – естественный этап работы, которую совершает боль. Разве в нас во всех не работает боль и скорбь о том, чего мы недополучили, когда были маленькими?
Вникнем в каждый из этапов.
3. Уйти от идеализации
Процесс деидеализации происходит по мере осознавания пережитого нами в реальности. Бывает и наоборот: только свергнув родителя с пьедестала, мы позволяем нашим эмоциям проявиться. Идеализация – защитный механизм, включающийся бессознательно, чтобы выжить в семье и не слишком страдать. Чем дальше он отступает, тем теснее становится наш контакт с детскими переживаниями.
Марк, которого отец бил, запер внутри себя и страх и ярость. Он равнодушен и к физической боли, но главное – еще и к страданию от недостатка ласки, бесчувствен и к унижению, связанному с чувством своего бессилия перед градом ударов, и ужаса перед этим человеком, которому надо бы защищать его, а он так его колотит. «У меня толстая кожа, мне не больно». Он оправдывал отца: «Он делал так ради моего же блага, ведь я был лентяем».
Ребенок в плане выживаемости полностью зависит от родителей. Он не знает, что закон защищает его и что родители не имеют права убить его или просто бросить. И когда родители говорят ему «Я сейчас тебя убью» или «Я ухожу, а тебя оставляю одного», он в это верит!
«Папа, я помню, как однажды ты вышел из машины и сказал маме: „Лучше оставь меня здесь, а забери когда будешь ехать обратно, а то я его пришибу“. Как мне было страшно, папа. Я поверил этому. Я был уверен, что когда ты вернешься, ты меня пришибешь. Я всего лишь забыл портфель дома. И сейчас, разумеется, я без конца забываю свои вещи».