Поверь. Я люблю тебя

Я согласна с Тит Нат Ханом, подчеркивавшим важность группы поддержки и личности сопровождающего – «наставника», то есть того, кто уже прошел этот путь и знает препятствия, хитрости и повороты, опасности, случайности на этом пути к восстановлению нашей психики, то есть психотерапевта.

Пусть Будда и не учит нас эмоциональной разрядке, как мейстер Экхарт, но он говорит о том, как важно не избегать страдания, вдыхать жизнь полной грудью и сознательно распахивать ей объятия. Чтобы быть организующей, эмоциональная разрядка должна, с одной стороны, быть проработанной, то есть связанной с жизненной историей личности. А с другой стороны – она должна быть осознана в пространстве эмпатии, сочувствия, неосуждения, осмелимся произнести это: безусловной любви. Заключенные в теле гнев, ярость, тоску, боль, страхи, кошмары и горечь нужно выплеснуть, пережить, физически выразить в присутствии психотерапевта. Речь не о повторении пережитого ребенком, а об удовлетворении! Психотерапевт или член группы в групповой терапии предлагают эмпатическое переживание так, как это могло бы быть с родителями в детскую пору. Заново переживать такие эмоции без духовной теплой поддержки не только бесполезно, это может опасно реактивировать страдание, не дав нужного облегчения.

5. Полюбить в себе ребенка

Эмпатия психотерапевта и группы понемногу дает пациенту возможность интроекции, то есть внутреннего приятия родителя позитивного и мягкого. Каждая эмоциональная разрядка приближает взрослого к ребенку, живущему внутри него, а ободряющее отношение группы помогает развивать эмпатию по отношению к самому себе. Эмпатия одновременно подразумевает и пространство для вступления в контакт с самим собой, и нежность для исцеления травм. Она помогает восстановить уважение к себе. Когда мыслители, мудрецы, наставники всех эпох советуют любить самих себя, они призывают не к культу «эго», а именно к такой глубинной эмпатии к собственной личности, уважению к Жизни в себе самом.

Мало-помалу нынешний взрослый человек учится принимать ребенка, которым сам когда-то был. Он может деликатно и уважительно сблизиться с ним, найти время выслушать его, услышать экспрессивное выражение его чувств, принять рыдания, и ответить ему нежностью и абсолютным приятием. Тот взрослый, каким мы стали, лучше всех знает, что пережито ребенком. Он просчитывает боль, определяет истинную ценность страдания.

Пока не проделана работа с гневом на родителей – человек видит себя их глазами! Марион рассказала, как она презирала ту маленькую девочку, какой сама была. Отказывалась понимать, всячески очерняла ее, называла глупой, толстой, дрянной, никчемной! Так бывает очень часто.

Если гнев уже один раз выражен и родительский взгляд удален, осуждение уступает место выражению чувств. Они же, пережитые, естественным образом дают проявиться нежности, уважению, сочувствию и любви. Последовательно вырисовывается новая ясность взгляда. Теперь мы можем посмотреть на наше прошлое без содрогания. Мы с одинаковым чувством воспринимаем и счастливые, и несчастливые моменты нашей жизни, как будто смотрим на камни, попадающиеся по дороге – драгоценные или не очень, или на цветы – ароматные и красивые или не очень. Уж не та ли это безмятежная невозмутимость, которой учил мейстер Экхарт? Думаю, ее начало.

Эта эмпатия по отношению к ребенку, живущему в нас самих, прямо приводит к другому чувству, возникающему, когда его меньше всего ждешь: волне любви и нежности к своим родителям! В них ведь тоже живет обиженный ребенок. И их злоупотребления по отношению к нам – всего лишь попытки защитить свои травмы, и мы уловили это – не психикой, но эмоционально. Мы уже далеко от начальных милосердия и прощения: «Мои родители так настрадались, я не могу их в ни в чем упрекать». Теперь это уже настоящее сочувствие, позволяющее нам понять и их раны, их тоску, их душу ребенка. Мы буквально соприкасаемся с ними сердцами. Никогда еще мы не были с ними так близки. Развивается подлинное чувство уважения. За страданиями ребенка в душах наших родителей нам видятся страдания наших дедушек и бабушек, и прадедушек и прабабушек. Так мы вспомним всех наших предков. В этой родственной преемственности нам легко узнать и себя самих. Ведь мы ощущаем глубинную боль, сочувствие объединяет нас, несмотря на насилие, скверное обращение, на злоупотребления родительской властью.

Когда примирение с самим собою совершилось, остается восстановить отношения с родителями. Если вы внутренне крепки, в теле ощущение легкости, вы свободны в действиях и в мыслях, а все зависимости и уязвимости отброшены, – на этом этапе терапии очень желательна задушевная встреча с родителями. Если раньше – тогда небезопасность, оставшаяся после травм еще не вылеченных, позволит родителям отрицать, опошлять, оправдываться, обвинять нас. Короче говоря, защищать себя от истины. Нас напрягала одна мысль об их реакции, то есть мы сосредотачивались на них, что побуждало их самих тоже сосредоточиться на себе и, конечно, защищаться.