Поверхностное натяжение

Он огляделся, чувствуя наступление светлого, влажного утра. Горизонт на востоке мрачно чернел на фоне края диска огромного красного солнца, которое уже показалось из-за горизонта на одну треть. Почти настало время восхода его малой сине-белой, донельзя раскаленной спутницы. В какую сторону ни глянь, вплоть до самого горизонта виднелся океан сплетенных верхушками деревьев, которые покачивались длинными, бесконечными волнами, без резких всплесков, словно густое, тягучее масло. Только оказавшись вблизи, можно было различить детали в этом океане леса, увидеть мир таким, каким он был: гигантской многоярусной сетью толстых лиан, сквозь которые проступали папоротники, пьющие воздух орхидеи и тысячи разновидностей грибов, произраставших там, где пересекались стебли, впитывая из них перегной, где яркие паразиты тянули соки из лиан, деревьев и даже друг из друга. В лужицах дождевой воды, собиравшейся в растущих бок о бок листьях бромелии с появлением света древесные жабы и квакши резко прекращали горланить свои песни и умолкали одна за другой. А на деревьях под верхним миром концерт только начинался: с осторожных скрипов крылягв, душ проклятых, или дьяволов, которые охотились на них. Никто не знал точно, чья глотка издает эти ужасные звуки.

Небольшой порыв ветра всколыхнул перелесок хвоща, так что сеть лиан под ним закачалась, словно мираж. Ионаф отдался качке, но один из небольших побегов, к которому он протянул свою безволосую руку для поддержания равновесия, зашипел и быстро уполз в нижнюю тьму – зеленая под цвет хлорофилла змея приползла с влажных троп верхнего яруса, где охотилась, подобно своим предкам, чтобы встретить восход обоих солнц и высушить свою чешую в тихом спокойствии утра. Еще ниже изумленная обезьяна вскочила со своего ложа из-за отвратительной ползучей твари, прыгнула на другое дерево, разразившись во время затяжного прыжка многочисленными оскорблениями. Конечно, змея не обратила на это ни малейшего внимания, так как не понимала человеческого языка, однако группа на краю зарослей хвоща одобрительно захихикала.

– Там внизу ценят сквернословие, – сказал другой охранник. – Подходящее место для тебя и твоих святотатцев, Кошельщик. Пойдем.

Узел на шее Ионафа затянулся, и его надзиратели зигзагообразно запрыгали в низину, к Трону правосудия. Он последовал за ними, лишенный какого-либо выбора, ведь веревка могла оплести его руки, ноги или хвост, и хуже того: сделать каждое его движение смертельно неловким. Над головой едва мерцал, исчезая в синем небе, звездный шлейф Попугая.

Ближе к центру кроны над рощей виднелись целые гроздья скрепленных из листьев и кожи домов. Их привязывали к лианам или подвешивали на редких ветвях, слишком высоких или тонких, чтобы выдерживать массивные стебли лиан. Многие из этих кошелок Ионаф хорошо знал, не только как гость, но и как ремесленник. Лучшие из них: вывернутые цветы, открывавшиеся с первой утренней свежестью, которые можно было надежно закрыть с приходом сумерек с помощью одного лишь шнурка, были придуманы и сделаны им самим. Ими восхищались, их ценили и копировали.

Его репутация, заработанная благодаря смекалке и кропотливому труду, также помогла ему оказаться на конце этой прикрепленной к спине веревки. Многие начали прислушиваться к его словам, что в конце концов сделало его главным сомневающимся человеком, который довел молодежь до святотатства, человеком, который поставил под сомнение Книгу Законов.

И все эти люди помогли ему получить право на путь, ведущий прямиком в Ад.

Кошелки как раз начинали открываться, когда группа передвигалась прыжками среди них. То здесь, то там заспанные лица высовывались из отшелушившихся окон, завязанных длинными вымоченными в росе кожаными шнурками. Некоторые из проснувшихся домовладельцев признали Ионафа, он был в этом уверен, однако никто не желал следовать за группой, несмотря на то что к этому времени дня жители уже должны были бы высыпаться из своих зашнурованных цветов подобно созревшим семенам.

Сегодня свершится правосудие, и они это знали, но даже те, кто спал эту ночь в лучших домах, построенных Ионафом, не вступились бы за него теперь и не сказали бы ни слова в его защиту. В конце концов, всем было известно, что Ионаф не верил в Великанов.

Ионаф уже видел Трон Правосудия – подвешенный стул из плетеного тростника, спинку которого венчал ряд гигантских крапчатых орхидей. Предположительно, они были посажены здесь, тогда же, когда был сделан стул, но никто уже не помнил, насколько они древние; здесь не существовало времен года, поэтому отсутствовали причины не считать, что они росли на этом месте уже целую вечность. Сам Трон находился в дальней части арены, располагаясь высоко над ней, однако в свете дня Ионаф все-таки смог разглядеть белый мех лица Волеизъявителя племени. Он был похож на одинокую серебристо-черную ромашку среди огромных ярких бутонов.