Поверхностное натяжение

Так он и думал: на самой вершине последнего цилиндра находился еще один насест, который обхватывали время от времени шевелившиеся шипастые когти. Выше когтей и лап шла длинная, лоснящаяся, покрытая иссиня-черными перьями грудь, переходившая в узкие плечи, напоминающие плечи ящера, а уж затем виднелся длинный узкий клюв, увенчанный по сторонам узкими глазами. Все это создание выглядело как гигантский стервятник, но только на каждом из его чешуйчатых пальцев сияли кольца, кончики срединных когтей были отточены наподобие лезвия бритвы, а грудь прикрывала сияющая металлическая брошь, украшенная эмблемой, напоминающей даосскую монаду «янь-инь», древнейший мировой символ. Чудовище не спало, но и на Мартелса оно, похоже, не обращало никакого внимания. Оно просто находилось там, где находилось – и в этом состоял неизбывный ужас факта его существования.

Мартелс добрался до ближайшего края площадки, на которой лежал, и глянул вниз. Понятно, почему его страж не особо заботился о том, как ведет себя заключенный. Отсюда до следующей площадки было всего футов двадцать, и следующая площадка, как и эта, тоже была затянута кожей. Но, если прыгнуть вниз, то, прорвавшись через нее, до земли будешь лететь целую тысячу футов.

Мартелс посмотрел прямо перед собой. Вид отсюда, если бы у Мартелса была возможность и желание насладиться им, был восхитительный, хотя его несколько и портили кружащиеся повсюду Птицы самых разнообразных размеров. Да, выходит, как пленник, он для них представляет какую-то значимость.

Мартелс добрался до другой стороны площадки. Похоже, эти открытые зоны приходились как раз на места между внешними столбами Башни. Но с этой точки вид наружу практически не изменился. Мартелс направился к третьей стороне.

То же самое. Да нет, не вполне! Свет, который тек с этой стороны, был иным. И кое-что еще: не было видно горизонта, который плотно заслоняла пелена тумана, поднимавшаяся на треть видимой части неба.

Мартелсом овладело возбуждение, которое он изо всех сил попытался скрыть как от Тлама, так и от Кванта, – на тот случай, если тот вполне пришел в себя. Не зря он изучал астрономию, не зря он столько времени учился у Тлама ориентироваться в джунглях, не зря он в свое время читал «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» Эдгара По. Кусочки пазла сложились в ясную картинку. Там, впереди, был пролив Дрейка, а за ним – Земля Палмера, южная часть Антарктического полуострова, или, если быть более точным, то, что было здесь во времена Мартелса.

Мартелс ухватился за края ребер, составлявших конструкцию верхнего цилиндра, и сел, преодолевая дурноту. Дурнота же дала ему понять, что тело, в котором он оказался, ослабло от голода и от перенесенного потрясения, было липким и дурно пахло после долгого пути по джунглям, через точащие соком кусты и мясистые, легко мнущиеся травы. Мышцы болели, и к голоду примешивалась жажда. Огромная хищная Птица, сидящая над ним, словно пребывала в сомнамбулическом сне, но Мартелс был уверен, что она начеку. Перед ним лежала Страна Обетованная, но пока для него не было никакой разницы – лежат ли за этим ледяным кристаллическим туманом снежные поля Антарктики, или же бесплодные равнины Марса. Если бы из тумана вылетели огромные, похожие на чаек, птицы, описанные Эдгаром По, и зловеще прокричали: «Текели-ли!» – они бы внушили ему надежду… или совсем беспросветное отчаяние.

Но, как только он понял это, внутри него кто-то словно усмехнулся. Проснулся Квант.

Одна из кружащих вокруг Башни Птиц приблизилась к верхнему цилиндру, и, посмотрев на нее, Мартелс понял, что подсознательно, уже несколько минут, он ждал ее. Теперь же она летела к Мартелсу со скоростью пушечного ядра, и он отпрянул назад.

Наверху послышалось хлопанье крыльев, и страж поднялся на насест повыше. Вновь зашумели крылья, и на его место уселась другая Птица, в золотых и алых перьях, ростом почти с Мартелса. На ней не было никаких знаков отличия, но они не были и нужны: оперение, осанка, да и сама форма – некое сочетание орла и совы, но без особого с ними сходства, – все это говорило Мартелсу: перед ним был сам Король.

Несколько минут Птица молча сидела, рассматривая Тлама, при этом глаза ее периодически затягивались пленкой. Наконец, изогнутый клюв открылся, и раздался низкий, резкий голос:

– Ты кто?

Интересно, а понимает ли Король, как трудно порой бывает ответить на такой, самый, казалось бы, тривиальный, вопрос? Мартелс решил, что сейчас лучше дать слово Тламу, при условии, что Квант не станет вмешиваться. Но Квант не выказал никакого желания участвовать в разговоре.

– Я – никто, Великий Король, – ответил Тлам. – Когда-то я был человеком из племени Ястребиной Норы, но меня прогнали, поскольку я одержим демоном.

– Мы видим, что ты человек, – сказал Король. – Но нас интересует твоя внутренняя сущность. Ты представляешь собой сразу троих в одном, и в этом ты похож на столбы, служащие основанием нашему миру. Человек из племени Ястребиной Норы для нас не так важен. Кто остальные двое?