Поверхностное натяжение

В сердце своем Руис-Санчес обнаружил даже что-то вроде жалости к этому прирожденному ссыльному – гонимому, подобно дикому зверю, и загнанному-таки в клетку, и возвращающемуся теперь на родину, где все ему чуждо, и даже язык – тарабарщина. Но когда ооновец принялся всю их троицу расспрашивать – тому требовалось хотя бы примерно прикинуть, что Эгтверчи планирует, – дальнейшего самокопания жалость не пережила. Детей жалеть можно и должно; а вот на взрослых – медленно, но верно убеждался Руис-Санчес – все удары судьбы обрушиваются, как правило, вполне заслуженно.

Прибытие Эгтверчи будет для досель безупречного литианского общественного порядка сродни удару молнии в бочку с порохом. На Земле его хоть держали за потешного урода; дома ж его скоро сочтут своим, пусть и со странностями. Вдобавок у землян есть многовековой опыт общения со всевозможными безумными мессиями; но на Литии доселе не приключалось ничего даже отдаленно схожего. Эгтверчи инфицирует сей сад до самых корней, пересотворит по образу и подобию своему – и тот гипотетический враг, против которого готовит арсенал Кливер, обретет плоть и кровь!

Впрочем, нечто подобное однажды уже происходило – когда и Земля являла собой безупречный сад. Может – О felix culpa! – именно так происходит всегда и повсюду. И древо познания добра и зла, подобно Иггдразилю из легенд той земли, откуда родом папа Адриан, простирает корни в основание Вселенной, а все планеты свисают с веток его, подобно плодам, и кто отведает плодов сих…[43]

Нет, непозволительно. Лития представляет серьезнейшую опасность и как лжеэдем; но Лития, обращенная во всепланетный град Дит, – это уже угроза Небесам.

Главная обсерватория графа Овернского, выстроенная под его неусыпным присмотром на средства ООН, располагалась примерно в центре кратера Стадий, некогда изрядно выдававшегося над равниной, но давным-давно захлестнутого и оплавленного разливом вулканической лавы, который, застыв, сделался Морем Дождей. Остатки стенок кратера были достаточно высоки, чтобы служить укрытием для обсерваторского персонала на случай метеорных ливней, – но не настолько, чтобы выдаваться над линией горизонта (если смотреть из центра кратера) и заслонять обзор.

Граф выглядел точно так же, как в прошлый раз – только сменил коричневый костюм на коричневый комбинезон, – и явно был рад встрече. Временами, подозревал Руис-Санчес, Люсьену Дюбуа бывало одиноко; может, даже не временами, а постоянно – и не только в силу теперешней изоляции на Луне, но давней (и длящейся по сей день) отстраненности от собственного семейства, да и ото всех заурядных представителей рода человеческого вообще.

– У меня для вас сюрприз, – сообщил он. – Мы только что закончили монтировать новый телескоп – рефлектор шестисот футов в диаметре, целиком из натриевой фольги – на вершине горы Питон; это несколько сотен миль к северу. Вчера кабели дотянули досюда, и я всю ночь глаз не сомкнул, тестировал установку. Как видите, она уже несколько поаккуратней, чем в прошлый раз.

Граф явно скромничал. От памятной мешанины проводов и лампочек не осталось следа; прибор, на который он указывал, являл собой всего лишь черный эмалированный ящичек размером не больше магнитофона и с таким же примерно числом кнопок.

– Это, конечно, проще, чем поймать сигнал от передатчика, не оборудованного трансконтинуумной приставкой – вроде Дерева, – признал граф. – Но результаты не менее обнадеживающие. Взгляните. – Драматическим жестом он щелкнул тумблером. И на большой экран на противоположной стенке погруженного в сумрак зала безмятежно выплыла окутанная облаками планета.

– Бог ты мой… – просипел Микелис, и у него перехватило дыхание. – Это же… Господин граф, это что, Лития? Готов поклясться…

– Пожалуйста, не надо, – произнес граф. – Здесь я доктор Петард. А это действительно Лития; солнце ее видно с Луны двенадцать с небольшим дней в месяц. До планеты пятьдесят световых лет, но мы видим ее как бы с четверти миллиона миль, плюс-минус десяток тысяч – примерно как Землю с Луны. Просто удивительно, сколько света собирает шестисотфутовый натриевый параболоид, когда не мешает атмосфера. Правда, в атмосфере вообще не удалось бы сделать рефлектор из фольги – собственно, даже при здешней силе тяжести мы работаем на пределе прочности.

– Потрясающе, – пробормотала Лью.

– И это, доктор Мейд, только начало. Мы преодолели не только пространство, но и время – в комплекте, как положено. Перед вами сегодняшняя Лития – собственно, Лития в сей момент, – а не какой была пятьдесят лет назад.

– Поздравляю, – понизив голос, сказал Микелис. – Одна теоретическая база чего стоит, но собрать работающую установку в рекордный, как мне кажется, срок…

– Мне тоже так кажется, – ответил граф, извлек изо рта сигару и стал не без самодовольства ее разглядывать.

– А как корабль садится, мы увидим? – напряженно поинтересовался ооновец.