Поверхностное натяжение

– Я, Христов священнослужитель, повелеваю вам, духи дьявольские, что мутят воду во облацех сих…

– Чего? Угомонитесь, бога ради, – раздраженно сказал ооновец.

Все недоумевающе уставились на Рамона; Лью явно стало страшновато. Только во взгляде графа не было удивления и тревоги.

– Покинуть их и развеяться в края дикие да невозделанные, дабы не чинить более вреда людям или зверям, или плодам, или травам, или чему бы то ни было, предназначенному человеку в употребление… А тебя, великое ничто, тебя, похотливый и неразумный, Scrofa Stercorate, тебя, дух прокопченный из Тартара – тебя низвергаю, О Porcarie Pedicose, в кухню адскую… Властью откровения Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре, и показал, послав оное через ангела Своего, – изгоняю тебя, ангел порочности… Властью семи золотых светильников и властью Того, Кто, подобно Сыну Человеческому, высится посреди их; властью голоса Его, подобного шуму вод многих; властью слов Его: «И живый; и был мертв и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти», – возвещаю тебе, ангел погибели вечной: изыди, изыди, изыди![45][46][47]

Отзвенев, стихло эхо. Снова прихлынула лунная тишина, подчеркнутая только дыханием людей в обсерватории да шумом гидравлики в подвале. И медленно, совершенно беззвучно планета на экране, в облачной пелене, побелела. Облака, размытые контуры океанов и континентов – все слилось в слепящий бело-голубой блеск, ударивший с экрана, словно луч прожектора. Казалось, тот просветил их обескровленные лица насквозь, до кости. Медленно-медленно все стало оплывать: исполненные чириканья леса, фарфоровый дом Штексы, земноводные рыбы с их надсадным лаем, пень Почтового дерева, дикие аллозавры, единственная серебристая луна, Кровавое озеро с его огромным пульсирующим сердцем, город горшечников, летающие головоногие, литианский крокодил с его извилистым следом, высокие благородные рассудительные создания, тайна, их окутывающая, краса, коей исполнено все их существо. Вдруг планета стала раздуваться, как воздушный шар…

Граф попытался выключить экран, но опоздал. Прежде чем он дотянулся до черного ящичка, шумно пыхнули радиолампы, и вся система отрубилась. В то же мгновение погас нестерпимо яркий свет; экран погрузился в черноту, а вместе с ним и Вселенная.

Они сидели, ослепленные и ошеломленные.

– Ошибка в уравнении шестнадцать, – проговорил голос графа откуда-то из клубящейся тьмы.

«Нет, – подумал Руис-Санчес, – нет. Миг, когда исполняются желания». Он хотел с помощью Литии защитить свою веру – что и получил. Кливер хотел организовать на Литии производство водородных бомб – что и получил, в полной мере и сразу. Микелис увидел в Литии пророчество непогрешимой любви человеческой – и с того самого момента с дыбы своей и не слезал. А Агронски… Агронски желал, чтобы ничего не менялось, и пребывает теперь в неизменном ничто.

В темноте раздался долгий, прерывистый вздох. Руис не сразу узнал, кто это; кажется, Лью. Нет. Майк.

– Когда вернется зрение, – произнес голос графа, – предлагаю выйти наружу, глянуть на Новую.

С его стороны это был не более чем маневр, попытка отвлечь – проявить милосердие. Он прекрасно знал, что увидеть эту Новую невооруженным глазом можно будет только к следующему святому году, через пятьдесят лет; и он знал, что они тоже знают.

Тем не менее, когда к бывшему монаху Общества Иисуса вернулось зрение, отца Рамона Руиса-Санчеса оставили наедине с его Богом и с его скорбью.

Приложение

О планете Лития[48]

Лития – вторая планета в системе Альфы Овна, звезды солнечного типа, находящейся на расстоянии около 50 световых лет от Земли.[49]

Лития обращается вокруг Альфы Овна на среднем расстоянии 108,6 миллиона миль, а период обращения составляет примерно 380 земных дней. Орбита ярко выраженно эллиптическая, с эксцентриситетом 0,51, т. е. большая ось эллипса примерно на 5 % длиннее малой.