Поверхностное натяжение

– Боюсь, нет, если, конечно, я не перепутал даты. По вашему расписанию, корабль должен был прибыть вчера – а гонять вперед-назад по временному спектру выше моих возможностей. Суть всей теории в одновременности – и аппарат работает в реальном времени, ни больше ни меньше.

Внезапно интонация его переменилась. Толстяк, восхищающийся новой игрушкой, преобразился в философа-математика Анри Петарда, и преображение вышло куда эффективней, чем обеспечило б отречение в какой бы то ни было форме от унаследованного титула.

– Я пригласил вас провести ваше совещание здесь, – произнес он, – потому что, по-моему, вам следовало бы явиться свидетелями некоего события… если оно, конечно, произойдет – чего, искренне надеюсь, все же не случится. Сейчас поясню… Недавно меня попросили проверить выкладки, на которых доктор Кливер основывает эксперимент, запланированный на сегодня. Речь там вкратце о том, чтобы без потерь аккумулировать всю энергию, вырабатываемую генератором Нернста в течение приблизительно полутора минут – посредством особым образом модифицированного пинч-эффекта… В выкладках я обнаружил ошибку – не так чтобы очевидную, все-таки доктор Кливер грамотный ученый, – но весьма серьезную. А поскольку литий-шесть на планете буквально повсюду, любая ошибка может привести к глобальной катастрофе. Я послал доктору Кливеру срочное сообщение по «транскону», когда корабль был еще в пути, и там его записали на пленку; конечно, я воспользовался бы Деревом – но даже если б его не спилили, вряд ли доктор Кливер принял бы такое сообщение от литианина. Капитан обещал непременно вручить доктору Кливеру запись и только потом отгружать аппаратуру. Но я знаю доктора Кливера. Он упрям. Так ведь?

– Да, – ответил Микелис. – Истинная правда.

– Что ж, у нас все готово, – сказал доктор Петард. – Насколько это возможно. В случае чего, аппаратура настроена на запись. Остается только молиться, чтобы это не понадобилось.

От католицизма граф отрекся уже давно – а вот присказка, в силу привычки, проскальзывала частенько. Но молиться за такое Рамону было под силу не более чем графу, не говоря уж о том, чтобы предоставлять все случаю. Меч Святого Михаила вложен в руку Руис-Санчеса абсолютно недвусмысленно, и чтобы не увидеть этого, надо быть разве что полным идиотом.

Его святейшество прекрасно понимал, что так и будет, и спланировал все с хитроумием, достойным Дизраэли. При мысли, как воспользовался бы этой возможностью папа, менее искушенный в мирской политике, Руис-Санчеса пробирала дрожь, – но, конечно же, на то Господня воля, что все происходит именно при Адриане, а не каком-либо ином понтифике. Запретив официально лишать сана, он тем самым оставил в распоряжении Руис-Санчеса тот единственный дар благодати, что как нельзя более подходил к случаю.

И, возможно, также не укрылось от его святейшества, что время, затраченное Руис-Санчесом на разрешение замысловатой, вычурно заумной моральной проблемы, заявленной в романе Джойса, было потеряно впустую; в то время как под самым носом крылось дело совести куда проще, одна из классических ситуаций – стоило только присмотреться как следует. Ситуация с больным ребенком, во исцеление которого возносятся молитвы.

Последнее время большинство детских болезней излечивались за день-другой, уколом спектросигмина или еще какого препарата – даже на грани коматозного состояния. Вопрос: неужели молитва оказалась бессильна, и выздоровление происходит исключительно благодаря успехам современной медицинской науки?

Ответ: нет, ибо молитва никогда не остается без ответа, и негоже человеку указывать Господу, как именно отвечать. Что, разве открытие спасительного антибиотика не есть чудо, достойное быть Божьим даром?

И в этом же – решение головоломки, заданной великим ничто. Способностью творить враг рода человеческого не наделен – кроме как в том смысле, что вечно жаждет зла, но вечно совершает благо. Он не в состоянии приписать на свой счет успехи современной науки или сколько-нибудь убедительно намекнуть, что успехи современной науки означают безответность молитвы. В этом, как и во всех остальных случаях, он вынужден лгать.

А на Литии Кливер – пешка в руках великого ничто – обречен на провал; и даже само то, что предпринимает он по наущению врага рода человеческого, уже возвращает творение вражье (если можно так сказать) на грань небытия. Посох Тангейзера зацвел: эти слезы стекают с проклятого иудина дерева.[44]

И Руис-Санчес уже поднимался, и готовы были сорваться с уст его разящие слова папы Григория VIII, однако в душе его еще находилось место колебаниям. Что, если он все же не прав? Допустим (на секундочку, не более того), что Лития – это все-таки Эдем, а только что вернувшийся домой земной выкормыш – уготованный Эдему этому Змий-искуситель? Что, если всегда и везде случается только так, и не иначе?

Глас великого ничто, до последнего изрыгающий ложь. Руис-Санчес воздел ладонь. Нетвердый голос его эхом отразился от стенок обсерваторского купола.