Он соскочил с койки и стал нервно шагать по камере. Лобов, который всегда учил своих подчинённых не сдаваться и не выдавать своих друзей, в каких бы условиях они ни находились, сам оказался в тупиковой ситуации. Он отлично понимал, что у милиции нет на него практически ничего, что могло бы его привязать к совершённым им преступлениям, однако стопроцентной уверенности в этом у него не было. Его по-прежнему беспокоила судьба Пуха и Гаранина. Именно эти два человека могли намертво привязать его к убийствам. Однако, судя по беседе с Абрамовым, он не знал, где они, и пользовался в разговоре с ним лишь общими сведениями. Его размышления были прерваны возвратом в камеру Хирурга.
Хирург сел на лавку. Мельком взглянув на Лобова, который шагал по камере он, улыбаясь, произнёс:
— Сладенький, похоже, твоих подельников привезли в Казань. Все опера носятся, словно обкуренные.
Лобов на секунду остановился и, взглянув на Хирурга, спросил:
— Откуда ты знаешь, что это мои подельники? Что, у них на лбу это написано?
— Да я немного соображаю в этих делах. Ты ведь, насколько я понял, из Елабуги? И если опера не хотят их сажать к нам в хату, значит, они твои подельники?
— А кто тебе сказал, что я из Елабуги? — задал ему вопрос Лобов. — Наверное, сорока на хвосте принесла?
— Почему сорока? Мне об этом контролёр сказал, когда ты был на допросе. Ты, вообще-то, слышал когда-нибудь о тюремной почте? Если нет, то могу сообщить. Ты ещё на зону не поднялся, а там уже всё знают про тебя, где родился, где крестился. Вот тебя и встретят там, как прокричат о тебе в тюрьме. Хорошо скажут, хорошо и примут. Плохо скажут, будешь вечно в обиженных ходить.
Лобов остановился напротив Хирурга и посмотрел на него своим недобрым взглядом. Несмотря на то, что он невзлюбил этого человека сразу же, как вошёл в камеру, нужно было отдать ему должное, у него был громадный арестантский опыт, которого так не хватало сейчас Лобову. Ему не нравилось многое в этом человеке, его хамское отношение, от которого он уже давно отвык, его неприкрытое стремление стать паханом в камере. Особенно это чувство обострилось после того, как этот уже немолодой человек просто избил его в камере и он, намного моложе и, возможно, сильнее его, не смог постоять за себя.
— Скажи, Хирург, ты говоришь, привезли троих из Елабуги, кто они, ты случайно не знаешь?
— Откуда я могу знать? Да и зачем мне всё это? Вы там накосячили, похоже, в Елабуге, вы и разбирайтесь с властями. Меня дня через два погонят отсюда в следственный изолятор, и я забуду о тебе, пока ты не поднимешься отсюда туда. Вот там я с тобой и поговорю о жизни.
— Ты что меня пугаешь? Мне плевать на тебя, Хирург. Может, ты и в авторитетах там ходишь, только я тоже не из последних людей. Спроси об этом пацанов из 18-й колонии, они тебе расскажут, кто их грел там, за колючкой, кто им помогал деньгами и одеждой.
— А мне на них — три кучи. 18-я колония — это красная зона, и нормальных пацанов там нет. Ты понял меня?
— Причём тут красная, серая, чёрная зона? Что там, люди, что ли, не сидят?
— Может, там и сидят, но правят там — активисты. Нормальные пацаны этого бардака не потерпят. А если терпят, то значит — не пацаны.
Хирург поднялся со скамейки и лёг на свою койку. Лобов проводил его взглядом и сел на скамейку. Только сейчас он начал понимать, что то, что он делал до этого, было не совсем правильно по законам зоны. Теперь вся его дальнейшая жизнь зависела только от этого человека по кличке Хирург.
Лобов сидел в моём кабинете и с интересом рассматривал в окно парк «Чёрное озеро». Вместе с ним в кабинете сидел сотрудник убойного отдела Константин Павлович Гаврилов.
В это время, пока Лобов находился у меня в кабинете, я беседовал с Хирургом, которого подняли сотрудники из камеры в его отсутствие.
— Ну что, Гера, скажешь? — поинтересовался я у него. — Что из собой представляет этот Лобов?
— Виктор, ты правильно вычислил его. Он действительно является лидером этой группировки. Рассказал, что часто ездили в Менделеевск и грели 18-ю колонию. Держится пока спокойно, надеется, что у вас на него ничего нет. Единственное, на что повёлся, это на подельников. Думаю, что всё, что там произошло, это дело рук его ближайших товарищей. Если возьмёте их, то может поплыть и он. Здорово переживает за семью, это тоже его слабое звено.
Мы ещё поговорили с ним минут десять. Я попросил ребят покормить Хирурга и отвести его в камеру до того, как я закончу работать с Лобовым. Попрощавшись с Хирургом, я направился к себе в кабинет.
Лобов, не обращая внимания на мой приход, продолжал смотреть в окно. Отпустив Гаврилова, я сел в кресло и задал ему первый вопрос.
— Анатолий Фомич, вчера после обеда были доставлены два ваших подельника, Пухов и Гаранин. Сегодня я ожидаю приезда вашего водителя Хлебникова. Так вот, Гаранин вчера сообщил в своих показаниях, что по Вашему указанию он и Пухов получили на складе школы милиции милицейскую форму. Эту форму они якобы использовали при покушении на Шигапова.