Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Он смеётся надо мной:

– Ты лучше мене́ посватай твою сестру за меня.

– Федя, у тебя отличная женчина Оля, женись да и спокойно поживай.

– Да, она у меня хоро́ша.

– Ну, а что ишо ищешь? Тебе Господь другу́ не даст, ты уже живёшь на блуду.

Он хорошо подпил и насмелился задать мне вопрос:

– Данила, то грех, друго́ грех, а сами без священства, а сам знаешь: без священства нет спасение.

– Федя, милый ты мой, а ты скажи: где чичас правда? Наши в США к вам ушли третья часть, и где добро? Всё у них рассыпалось, на храмах стали писать, в храме нельзя курить, у вас в храме брадобриты, у женчинов нету чину на главах брачных[507]. Ну, сам смотри: в среду, пятницу ешь рыбу, ты хоть и вдово́й, но живёшь в прелюбодействе, у вас с никониянами мало разницы.

– А у вас чё, лучше?

– Да не лучше, но сам пойми: я всю жизнь приучал своих детей ко всем заповедям, и оне чётко знают все грехи, а чичас возми к вам переведи – и вот вам святость, а она вся гнилая. Федя, ты прости, но чичас пришло время – спасай да спаси свою душу. Сам знаешь, всё перевёрнуто, и где правда? Твори добро, никого не обижай, всех прощай – и Господь тебе простит, живи в целомудрии и в чистоте – и Господь никогда не оставит твою душу.

Федя согласился и сказал:

– Давай про ето больше не будем. Друзья?

– Да конечно друзья.

Он опять натренькялся, ляг спать.

На другой день вечером звонит Корпачёв Александр Викторович:

– Данила, завтре утром уходит катер за твоёй семьёй, и куды их доставить?

– Желательно бы подальше от Абакана, я думаю, надо до Ужура, пятьсот кило́метров отсуда.

– Давай до Ужура, будь готов, сам поедешь стречать.

– Хорошо, Александр Викторович, поеду.

Катер ушёл, ну, слава Богу. Федя всё пил. На третьяй день Александр Викторович сообчил, что:

– За тобой придут две маршрутки, и отправляйтесь на Джойку. На имущество пока не могу найти покупателя, никому не надо ничего в тайге.

– Ну что, пускай подавются, бог с ними.

Настал день встречи, ето прошло девять дней томительных, я сам был не свой, ходил весь измученной, но и Марфа, наверно, тоже уже в панике. Я набрал разной фрукты для деток. Подошли маршрутки, и мы отправились на Джойку. Мне стало жалко Федю: пьяный, да и опасно рассказывать, он на самом деле с Абрикосовым что-то имеет дела.

Мы в третьим часу дня прибыли на Джойку, но катер ишо не пришёл. Вот стемняло, их всё нету, я стал переживать: а вдруг что случилось? Ето ожидание было так томительно и мучительно… Изредка приходили катера, но всё не оне. Вот уже показался свет сдалека, и очень тихо[508] подаётся, ето было в 11 часов ночи, 11:45 подплыли. Да, ето оне. Ну, слава Богу. Спрашиваю Марфу:

– Что так тихо?

– Да чуть свет выплыли, катер тихо плывёт. А ты-то что так долго с катером?

– Да я здесь все нервы измотал. Ну, слава Богу, доплыли.

Доплыли, ну а теперь дальше с Богом, загрузились и в путь. Дети фрукту с таким аппетитом съели наперебой.

– Ну, потерпите до Аргентине, там вдоволь наедитесь.

Но мы рады, а что дальше – сами не знаем.

В Ужур приехали уже утром светло. Заехали к тёте Вере – ето будет дядя Гришина жена, тятиного брата. Оне были очень рады нашему приезду, у них был брат Степан с Германом, он им очень понравился за простоту.

Ето было в четверик 16 августа, билеты добились к понедельнику 20 августа, у нас в запасе пять дней. В выходныя съездили в Шарыпово к тёте Шуре, что у нас была в гостях с Васяй. Ето будет пятнадцать кило́метров от Шарыпова, деревня Родники. Мы поехали на двух машин, Гриша Григорьевич на «Волге», а Миша Григорьевич на «Жигули». Я первы дни ко всем присматривался, но Вася меня уже предупредил обо всех.

Приезжаем в Родники, тётя Шура с такой радостью нас ждала, я ей позвонил ишо вчера. Она настряпала пельмени, купила водки для племянничкя, и с такой радостью ставила на стол. Спрашивает:

– А где Марфа?

– Тётя Шура, прости, она больная, поетому не поехала.

– Как жалко. Ну, давайте за стол.

Сяли за стол. Оне собрались все – да, была радость, все простые, ласковы.

– Но, тётя Шура, я пить не буду: у нас чичас не до водки, и за пельмени тоже прости: чичас пост Богородицы, мы с вами и так повеселимся.

Пришлось рассказать, что уезжаем, им было жалко, ну что поделаешь, так Богу надо.

У меня дело к Тане, но вижу, она часто на кухню убегает, пришлось встать из-за стола и пойти к ней. Ето будет тёте Шуре внучкя, а мне вторуродная племянница, Вася об ней очень хорошо отзывается. Она мужа бросила, потому что алкоголик, ро́стит сына, образование у ней учительница-психолог. Я с ней стал беседовать на разны темы – да, Таня оказалась на самом деле умная, добрая, порядошна и красивая женчина, лет тридцать. Я сделал ей предлог: не согласилась бы она поехать к нам в Аргентину учить детей.

– Я оплачу тебе билет туда и обратно, и зарплата будет тысяча долларов, на всём готовом.

Она ответила:

– Подумаю.

– Таня, подумай. Понравится – останешься, а нет – то, когда захошь, вернёшься.

– Да, интересно, но надо подумать.

– Да, ты права, но знай: тебя Вася рекомендовал, и на самом деле ты мне понравилась, потому что ты конкретна.

– Спасибо, дядя.

– На здоровья, Таня.