Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Тут тётя Шура подошла и позвала за стол, мы вернулись, там уже всем весело. Через два часа Миша с Тоняй собрались ехать домой, значит, и все собрались, тётя Шура не отпускала, но ехать пришлось. Мы все распростились и поехали обратно.

По пути остановились в деревне Косые Ложки́, тут живут Боря, Миша и Федя – тёти Харитиньины дети, тятиной сестры, оне старше меня, спокойны мужики. Тут пообчались часа два и отправились в Ужур: на другу́ ночь выезжаем в Москву.

Ну вот. Тётя Вера мне очень понравилась: добрая, тихая, милая старушка, восемьдесят один год. Старший сын Гриша – ето бабник, выпиваха, но чудак весёлой, его жена выгнала, живёт один. Второй, Миша, – ето особое лицо, нигде он не вмешивается, всегда молчит, на вопросы отвечает скромно. У нас как-то сошлось с нём, и мы с нём подружили крепко, ето чистая, простая душа и добрая, и Бог дал пару ему Тоню, подобну ему. Она немка, но отлична и прямая, оне друг друга очень любят, и ето я очень оценил. Третья, Шура, весёла говорунья, что-то есть у ней сестры Евдокеи, она хорошая торгашка, я ей предложил быть партнёршай в Аргентине по магазинам, она сказала: «Подумаю», но предложила послать сына Колю как разведшиком, он находится в Новосибирске, занимается обслуживанием гостей в шикарным кафе.

– Хорошо, мы ему оплотим билет и будем платить по тысяча долларов на всем готовым в месяц.

Шура за него дала хорошую рекомендацию – отец, Сергей, слова не сказал. Как странно, Сергей всё молчал, но узнал мой характер – заговорил и даже пригласил в гости, он работает токарем на ремонте вагонов, пашет по двенадцать часов за девять тысяч рублей в месяц, ето позор.

Четвёртый – сын Васькя, ето ни рыба ни мясо, алкаш, тёте Вере одно горя, жена его бросила и даже топором голову пробила, он живёт у тёте Вере, и, что лежит худо, он всё ташшит за бутылку.

У тёте Вере ишо есть правнучкя Надя, лет двенадцать, сиротка, мать в могиле, отец инвалид-алкаш. Бедная Надюша одна, прабаба Вера ей защита, а от Грише, Шуре и Ваське немало ей достаётся: везде на посы́лушках, и всё не так, как соринка в глазах, но такая шустрая, угодливая, ласковенькя и безответна. Мне её стало очень жалко, я выбрал время наедине, ей сказал:

– Надя, вдруг что в жизни будет трудно, обращайся ко мне как к родному дяде, я тебе помогу.

Она потупила голову, ничего не сказала.

В понедельник был в гостях у Миши с Тоняй, оне живут скудно, работают оба, он водителям, она продавшицай, и обои вместе получают пять тысяч рублей в месяц. Ужур построенный на болоте, суда когда-то ссылали заключённых, чичас в Ужуре населения около сорока тысяч, но ничего нету, одне чиновники сидят и експлотируют население. Такоя во все концы России езжай, и всё одно и то же, вот и смотрите. У Миши полдома, на етим болоте его ведёт то в одну сторону, то в другу́.

– Миша, как так жить?

– А вот как хошь.

– Но вам толькя надо было выбрать Ужур!

– Ну что, тятя заехали, и мы за нём, а теперь как хошь, так и живи.

– Да, незавидна ваша жизнь, Миша!

– А другой нету.

– Да, ты прав, другой нету.

В ночь нас проводили на поезд. Надюша сумела тайно подойти ко мне и сказала:

– Дядя Данила, я ваши слова не забыла.

Меня как иголками по всему телу, я скрозь слёзы:

– Да милая ты Надюшенькя, не забывай, обращайся в любу́ минуту, вдруг что – у нас с тобой контакт через Васю, Калуга, поняла?

– Да, поняла, спасибо, дядя Данила. – А у самой слёзки на глазах.

– Да не плачь ты, миленькя, терпи, всё будет хорошо.

Мы отправились в Москву.

7

Ну, что теперь будем делать? Деняг нету, а как дальше – один Бог весть. Несколькя раз подходил к детя́м и зятю и просил Богу молиться, толькя он нас, может, помилует и пошлёт доброго и милостливого человека.

Абрикосов несколькя раз пытался с нами связаться, но мы отключили все мобильны телефоны, ето ради[509] страху: знаем, что у него руки дли́нны, везде достанет. Я изредка включал и звонил матушке Соломонии[510], рассказал ей нашу ситуацию и просил её, где устроить семью, она пообещала и пожалела. На другой день звоню, Соломония новость передаёт:

– Поморцы отказали, сказали: «Оне не нашего собора». Но не беспокойтеся, ишо есть куда обратиться, позвони попозже.

Звоню Коле в Новосибирск, он ответил ласково и спросил:

– В сколь будете в Новосибирске?

– В часа три дня прибудет.

– Ну хорошо, я подойду. – Я указал наш вагон. Значит, с Коляй встреча состоится.

Перед Новосибирском звоню Соломонии, она хорошую новость рассказала:

– Данила, не беспокойся, для вас всё устроилось, отец Пётр вас с удовольствием примет, мы вас встретим и довезём до храма.

– Матушка Соломония, спаси Христос!

– Да что ты, Бог с тобой, мы обязаны помогать друг другу.

– Да, вы правы, ну, всё равно спаси Христос, куды мы бы без вас?

– Но ладно, не беспокойтесь.

Ну вот, слава Богу, есть где остановиться.

В Новосибирске поезд стал, я слез, смотрю: парень стоит улыбается, пакет доржит, я подхожу:

– Коля?

– Да. А вы дядя Данил?

– Да, я самый и есть Данила.

– Ну, привет, дядя.