Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Утром рано мы с Марфой доехали до Рогожского кладбища, подходим к храму – да, храм великой и красивой. Уже молились, мы зашли, нихто нам не препятствовал, приняли как за своих, народу был мало, служба шла своим чередом. Что меня удивило – ето красота в храме, так красиво расписано иконами, такого я в жизни не видел. Вскоре храм заполнился. В етот храм войдут боле двух тысяч людей, но сегодня набралось около пятьсот человек, ето очень хорошо. Когда начали молиться канон, пели по крюкам, всё ето родно́ и знакомо, временами у меня по телу бегали мурашки, я стоял на воздухе, а волоса у меня стояли дыбом. Я спомнил, когда Владимир послал послов ко грекам, и оне чувствовали, что стоят на воздухе. Да, здесь подобраны головшики и головшицы, все как на подбор, такого я ишо не слышал, красота церьковна.

Но что мне не понравилось: много мужчин без бород, и молются одним крестом[516], ето против Бога, и оне ето хорошо знают, и знают, что прокляты: столь старание – и всё впусту. Да, жалко. Видать, здесь есть добрыя християне и всё соблюдают. Ну, опять помяну: «Спасай да спаси свою душу».

Отмолились, все пошли на выход, мы тоже. На улице подошли женчины, между них Анна, она нас представила и поблагодарила, что пришли помолиться.

– Да, красиво у вас поют, а храм – ето рай Божий.

Ну, нас пригласили на завтрак. Интересно, у них здесь как деревня, все свои. Пришли в столовую, тут собралось человек пятьдесят – шестьдесят, сяли за стол завтракать, пошли расспросы, что с нами случилось. Я кратко рассказал, нам многие сочувствовали и жалели, что приехали, говорили:

– У нас не государьство, а позор, вам надо было ехать в США или в Австралию, там же хорошо живут староверы.

– Но дело не в том. Мы и в Южной Америке не худо жили, но всю жизнь мы мечтали о матушке-родине, но получается, что матушку-родину убили, а подставили мачеху кровожадну, вот как хошь и выживай.

– Да, ето так.

Анна высказалась за нас о помощи, народ заговорил и решили, что обсудют. Мы поблагодарили за всё, стали собираться. Но между етих людей оказался один казак, под именем Артемий, он как-то стал с нами боле родным и ко всему приспрашиватся. Я тоже задал вопрос:

– А что, Артемий, есть станица казаков-староверов?

– А как же, конечно есть.

– А вы мне подскажите, а возможно ли у вас получить учителя, чтобы поехал к нам в Аргентину учить наших детей и внучат казачеству?

– Данила, етот вопрос решает атаман.

– А где он у вас?

– А хошь, пойдём?

– А что, он здесь, на Рогожке?

– Да, здесь.

– Ну тогда веди к нему. – Вот ето здорово, ишо есть казаки-староверы в живых.

Приходим, Артемий стучит, слышим голос:

– Входите.

Артемий заходит, мы за нём. Смотрю, за столом сидят несколькя мужчин с бородами, но что мне интересно видеть – в красным углу стоит иконостас, по́лно икон, как у нас за границай у всех староверах. Как ето сумели сохранить в России? Ето мне мило и родноя. Мы помолились, поздоровались, Артемий представил нас атаману. Он сидел в красным углу перед иконостасом, мне ето очень понравилось – значит, соблюдают порядок. Я представился, дал фамилию, имя-отчество, атаман посадил нас и дал имя-отчество: Димитрий Александрович, атаман Рогожской кладбища.

– Какая радость встретить атамана, у нас тоже были казаки, и охота возродить снова казачество, а где его взять – мы не знали, а чичас сижу против самого атамана, ето большая радость.

– Данила Терентьевич, чем мы можем вам послужить?

– А вот расскажу. У нас здесь не получилось, мы вёртываемся обратно в Аргентину. В тех страна́х молодёжь стала разлагаться, и нам ето жалко. Вот мы вёртываемся и хочем создать свою деревню и возродить снова казачество, спорт, русскую культуру, духовность. Просим вас как атамана, одолжите нам учителя казачеству, мы его оплотим. Скажите, Димитрий Александрович, возможно ли ето?

– Да, конечно, с удовольствием поможем.

– Ну вот и хорошо. Я добьюсь земли под деревню, построим дома и к вам обратимся.

– Хорошо. Когда надо, сообчите, вот мои координаты – звоните.

– Спаси Христос, Димитрий Александрович.

– На здоровья, Данила Терентьевич. Когда надо, обращайтесь.

– Хорошо.

– Ну, пока.

Но что мне чу́дно: в наш разговор не вмешался ни один мужчина, ето большой почёт атаману и уважение. Я был рад такой дистиплине.

– Артемий, спаси Христос за таку́ услугу.

– Да что вы, Данила, мы обязаны ето исполнить, у нас тоже есть интерес расширить казачество, особенно своими християнами.

– Спаси Христос за добрыя мысли.

– На здоровья, Данила Терентьевич.

Димитрий стал звать к себе в гости, но у меня нет время до самого отъезда, я ето ему объяснил, он спросил:

– А где вы стоите?

– Мы стоим у отца Петра на Таганке.

– Да зачем так, лучше к нам переезжайте.

– Но, Артемий, вы поймите, отец Пётр не знал нас, принял и старается во всем нам помогает, он добрый, мы не хотим его обидеть.

– Да, как жалко. Но вдруг что – звоните, вот мой номер сотовый.

– Хорошо, спаси Христос. – Мы на етим расстались.

Стали торопиться до храму. Время подходит, за нами доложна подойти машина. Мы успели и поехали к Тане Геннадьевне, ето будет на Рублёвке.

10