Повесть о браслете

В предрассветной тьме, когда серебристая луна исчезает с неба, на котором мерцают звезды, но еще нет солнца — гла́за вселенной, Ковалан, с сердцем, угнетенным предчувствием кармы, выступил в путь вместе со своей женой. Они подошли к громадным воротам, у которых козел, як и лебедь предавались отдыху вместе со своими подругами, открыли запор и вышли из города. Они обошли кругом храм Сапфироцветного Вишну, почивающего сном Знания на змее Ананте. Затем они прошли мимо семи вихар, возведенных Индрой, где спустившиеся со среднего неба существа объясняли священные слова, возвещенные Обладателем Дхармы[56], которые он соизволил произнести в благоухающей тени зеленолистого древа бодхи с пятью развесистыми ветвями.

Затем они обошли мандру, поставленную джайнами-мирянами для странствующих аскетов. Джайны собираются там в день первого паводка на празднество священной колесницы. Там были устроены особые места для йогов пяти разновидностей[57] в тени дерева ашоки с золотыми цветами. Туда собирались отшельники, давшие обет невкушения мяса, нелживости, нестяжания, обретшие истинный путь. Они прошли через узкий проход в воротах, сквозь который течет людской поток, подобный большой реке, что пробивает себе путь сквозь горные скалы. Они шли вдоль ограды царского сада с тенью от деревьев, дарующей прохладу. Сад был полон дивных цветов; бестелесный Кама послал в дар царю вместе с весною горный ветерок. И, миновав устье прошедшей великий путь и несущей прохладу Кавери, берега которой одеты в цветущие рощи, они направились к западу среди тех цветущих садов, что растут по северному берегу этой полноводной реки. Они прошли около кадама и пришли в рощу с душистыми цветами, что служили обителью отшельнице Кавунди. Каннахи едва переводила дыхание: от усталости готова была переломиться толкая, как ожерелье, талия, натружены были ноги, не привыкшие к долгой ходьбе: на усталость, казалось, жаловались и ее пышные благоухающие волосы. Обнажив свои острые ровные зубы, срывающимся голосом она спросила Ковалана, далеко ли еще этот старинный город Мадура. Ковалан, погладив ее прекрасные пышные полисы, сказал в шутку:

— От нашего великого города она находится в пяти-шести кадамах.

Вместе с медоустой Каннахи Ковалан вошел в пещеру отшельницы Кавунди, и оба молитвенно простерлись у ее ног.

При виде их отшельница сказала:

— Вы наделены красивой внешностью, обладаете благородными манерами и принадлежите к знатному роду. Видимо, вы похожи на тех, кто следует предписаниям священных книг Великого Существа — архата. Что заставило вас, словно совершивших дурные деяния, покинуть ваш дом и прийти сюда в такой печали?

Ковалан отвечал:

— О исполняющая великий тапас, мне нечего сказать. Мы идем в древний город Мадуру — меня обуревает желание нажить там богатство.

— Увешанные браслетами ножки этой женщины не могут выдержать такой трудной дороги. Для вас невыносимо тяжело идти дремучим лесом. Кто знает? Ведь и я скажу, что вам не следует туда идти, вы все равно не откажетесь от своего намерения. Что же, и я также пойду вместе с вами в незапятнанную Maдуру на юге прекрасной страны тамилов, дабы поклониться Мудрецу[58], выслушать слова дхармы, проповедуемые непорочными отшельниками, отринувшими все греховное.

Ковалан молитвенно сложил руки перед Кавунди, произнесшей эти слова, и воскликнул:

— Если вы, о сама святость, окажете нам такую милость, исчезнут все страдания моей супруги, руки которой украшены этими изогнутыми браслетами.