Повесть о браслете

Затем Ковалан оказался на улице, где продавались драгоценные камни. Здесь были изумительные алмазы четырех цветов, в которых даже искусные ювелиры не могли бы найти полос, воздушных пузырей, пятен и иного изъяна. Испускали зеленоватые лучи изумруды лучшей воды; нельзя было увидеть ни малейшего дефекта в рубинах «алый лотос», синих сапфирах, белом жемчуге. «Кошачий глазок», оправленный золотом, казалось, в самом деле бросал взгляд; словно капля меда, играл сардоникс, и ляпис-лазурь отливала темными прожилками; двумя оттенками блестел опал; лучи заходящего солнца отражались пятью другими драгоценными камнями, добытыми в одних и тех же горах. Здесь было множество белых и розовых жемчужин, блеск которых не погасил ни шторм, ни пески, ни камни, ни морские воды, и груды дивных ровных кораллов без малейших трещинок.

На улице золотых дел мастеров на каждой лавке вывешен флажок, по которому можно было судить, какое золото здесь продавалось: обычное ли, или цвета крыла попугая, или тонкое золото Джамбунада[97]. Идя дальше, Ковалан оказался в квартале, где продавались сотни тканей из хлопковых, шерстяных и шелковых нитей. На следующей улице расположились лабазники, которые сновали взад и вперед со своими мерами. В любое время там стояли мешки с зерном и кули с черным перцем. Ковалан увидел улицы, на каждой из которых жила одна из четырех каст. Уже к вечеру он побывал на перекрестке дорог, в квартале храма, на площадях. Затем он оказался в аллее с густой листвой, сквозь которую никогда не проникают жаркие солнечные лучи. Он увидел огромный город великого властелина Пандьи и, удовлетворенный, пошел назад в Мадирпурам.

Глава XV Пристанище

Ковалан вернулся в цветущие сады на окраине Мадуры, где жили наделенные благородным сердцем приверженцы дхармы. Он рассказал исполнившей великий тапас отшельнице о величии увиденного им древнего града, прославленного справедливостью своих властителей. Правители Пандьи приняли на себя бремя вращать колесо, дарующее милости оберегаемой земле. Скипетр справедливости в их руках никогда не покривился, зонт их правлении даровал подданным успокоение и прохладу, и отвага всегда сопровождала их меч.

В то время как непорочная Кавунди внимала рассказу, отдыхая в тени цветущей рощи от усталости долгого пути, к ней приблизился Мадалан, мудрый брахман великих вед родом из Талейченганама, постигший сокровенные тайны четырех вед, исполненный милости и доброжелательности к людям. Он возвращался с юга, где обошел вокруг горы исполнившего великий тапас муни и совершил омовение в прекрасных водах устья Кумари. Теперь он посетил джайнскую обитель, где пребывала Кавунди, дабы устранить страдание. Ковалан подошел и благоговейно простерся у благих ног Мадалана. Искусный в слове брахман воскликнул, обращаясь к Ковалану:

— Ты ведь знаешь, что прекрасная Мадави, с дивным телом, получившая славный царский дар, родила девочку, обладающую дивными приметами. И старые ганики, давно оставившие из-за своего возраста прежнее ремесло, пожелали, чтобы дочери Мадави было дано достойное имя. Ты рассказал им, что в давние времена один из твоих предков в полночь в бушующем океане потерпел крушение. Но благодаря совершенным им ранее пунье и дхане он несколько дней держался на воде, не видя берега нигде вокруг. Внезапно перед ним явилось ваше родовое божество и молвило: «Я здесь по велению Индры. Я пришла к тебе: ты ничего не бойся, я — Манимехалей. Последствия твоей великой дханы никогда не прекратятся. Ими будет прекращено страдание, с их помощью да будет пересечен океан горестей!» И, произнеся заклинания, она вывела его на берег. И ты сказал: «Пусть девочке дадут имя Манимехалей». И в день, когда девочке было дано имя Манимехалей, собралась тысяча украшенных красивыми поясами танцовщиц. И когда вместе с дивной Мадави ты разбрасывал своими красивыми руками вокруг себя золото, которое лилось дождем, к тебе подошел следующий по благому пути знания брахман, известный своей праведностью. Согбенный старик медленно шел, опираясь на палку, чтобы принять дар из твоих рук. В этот момент при грохоте барабанов разъяренный слон, вырвавшись рук своих надсмотрщиков, с диким ревом устремился на ветхого старика. В тот же миг ты бросился к свирепому слону, забрался слону на шею, усмирил животное и тем самым спас этого человека высокого рождения. О герой, чье сердце исполнено сострадания, верхом разъяренном слоне ты был подобен видьядхаре, восседающему на громадной Черной Горе.