Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

В этом смысле, кстати, очень интересны мемуары людей простых, ни в чем особо не искушенных, но подхваченных событиями. «Вернулся кум Антон, — вспоминает некто Атанас Попхаджиев, много позже майор милиции, а в те дни овчар, — собрал нас и сказал, что русские вот-вот будут, власти уже нет и нужно идти в Тырново, постоять за Отечественный Фронт. Потом, сказал, кто захочет, будет полицейским, кто захочет, учителем, а кто не пойдет, тот овчаром и останется. Вот все мы и пошли, кто с топором, кто с ножом, а там нам уже и винтовки дали. Много нас было, молодых...»

САМИ? САМИ!

Шли, впрочем, всякие. Молодежь, студенты, школьники, да и народ повзрослее тоже шел, и всякий фартовый люд, почуявший запах возможного хабара[163], а «красные» привечали всех, наскоро проводя курсы политпросвета. Дескать, буржуазная демократия простому народу не нужна, а стало быть, не кровати переставлять надо, а нужны настоящие перемены, чтобы счастье всем и никто не ушел обиженным, — и никто кроме Отечественного Фронта девочек лучше не поменяет.

Настоящей, чтобы сразу уж десятками тысяч, массовости, правда, не было, но сотни и тысячи тоже радовали, и партизаны, обрастая мясцом, обстоятельно выполняли указания, — благо, и дефицита оружия уже не было. В самом начале сентября (Багрянов еще только сдавал дела Муравиеву) с югославской территории, где под крылом тов. Тито ютились остатки нескольких разбитых отрядов НОПА, тов. Димитрова попросили «подкинуть железа», и тов. Димитров откликнулся через полчаса: «Приготовьтесь встречать самолеты. [...] С завтрашнего вечера три ночи подряд вам будут сбрасывать оружие и боеприпасы...».

И таки да: с неба полетели сотни тяжелых ящиков, содержимое которых люди тов. Тито, взяв долю, передали болгарам, после чего создать первое в НОПА по-настоящему похожее на что-то вроде армии подразделение — Первую Софийскую партизанскую дивизию (около тысячи человек) — было уже делом даже не техники. Так что 6-7 сентября флаги Отечественного Фронта вились уже над сотней с лишним сел и городов, включая Варну и Бургас. Без шума и пыли: правительство уже самоустранилось, население даже радовалось, полицейских, посмевших квакнуть, рвали на куски, а власти на местах в основном прятались, потому что их, поймав, сразу начинали наказывать.

Воззвание Красной армии к болгарскому народу

Вот теперь-то пришло, наконец, самое время перейти границу. По радио прозвучал дружелюбный призыв Федора Толбухина: «Красная армия не имеет намерения воевать с болгарским народом и его армией, так как она считает болгарский народ братским народом. У Красной армии одна задача: разбить немцев и ускорить срок наступления всеобщего мира» — и 8 сентября танки тронулись. Навстречу цветам, вину и хлебу-соли, поскольку жандармерия уже разбежалась, а войска, исполняя приказ военного министра, «оказывали всяческое содействие».

А поскольку планы Кремля были секретом для кого угодно, но не для нелегалов, в ночь на 9 сентября «красные» подпольщики Софии, руководимые и направляемые профессиональными переворотчиками Кимоном Георгиевым и Дамяном Велчевым, начали «революцию», с помощью армейских частей (генерал Маринов содействовал вовсю) к пяти часам утра взяв под контроль почту, телеграф, телефон и всё, что в таких случаях полагается. А также всех, включая Муравиева со всем кабинетом, — и в 6.00 г-н Георгиев, новый премьер-министр нового правительства, обрадовал Болгарию сообщением, что «всенародное восстание победило, власть перешла в руки Отечественного Фронта».

В нынешней Болгарии всю эту фантасмагорию именуют, естественно, оккупацией, но зря. Можно, конечно, сказать, что объявление Советским Союзом войны парализовало правительство и прикрыло переворот от теоретически возможного вмешательства извне, но и только. Советские войска просто ничего не успели «оккупировать», а власть «красные», как ни крути, взяли сами. Да и переворот, строго говоря, был не «красным».