Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

В партии эсдеков, правда, еще и ругались между собой: кто-то считал, что некто Чешмеджиев не имел права, не представляя партию — от себя, без согласований, участвовать в перевороте, но основная масса справедливо решила, что раз некто Чешмеджиев взял банк, стало быть, теперь он и есть партия (к слову сказать, одна на всю Болгарию требовавшая сразу строить социализм, но не тот, который в СССР, а «мирный, эволюционный, конституционный и демократический»).

Наращивали мясо и «земледельцы», и тоже бранясь до хрипа: один огрызок некогда могучего БЗНС вошел в Отечественный Фронт и сел на коня, второй, пойдя за Муравиевым, угодил в «фашисты», — но возвращать былое влияние в крестьянской стране, требуя вернуться к «аграризму» (крестьянской кооперативной республике на базе «сословной демократии»), склока не мешала, тем паче что возглавил «правильных оранжевых» вернувшийся из Каира д-р Гемето, репутация которого реяла выше гор. Хотя, конечно, плотные-плотные связи с сэрами в стране, на 75 процентов принадлежавшей СССР, ничего хорошего не сулили, однако об этом пока что никто не думал.

Реально же самой демократической — без ориентации на «лучших людей», без призывов к какому-то не всем понятному «социализму» прямо сейчас, без деления на «сословия» — оказалась, как ни странно, БРП, стоявшая за собственный «национальный путь к обществу социальной справедливости», то есть почти за то же, за что и эсдеки, но мягче, корректнее, постепеннее, общими усилиями. И, что важно, — без тупого подражания советской модели, справедливо считая, что «Большой скачок» глуп и опасен. Иными словами, они шли в русле дискурса, очень модного в то время, когда не только коммунисты и социалисты, но даже самые отпетые либералы заметно «розовели» — вплоть до Рузвельта, считавшего, как известно, что «мир идет к тому, чтобы быть после войны гораздо более социалистичным», и тов. Сталина, которому в тот момент (эйфория неизбежной победы была велика) конструкция «народной демократии» с участием традиционных политиков казалась вполне жизнеспособной и позитивной.

Вместе с тем, поскольку всем было ясно, что в главной силе именно «красные», их ряды всего за пару месяцев выросли в 20 раз, с тринадцати тысяч членов до двухсот пятидесяти тысяч. Ну, правда, качество подгуляло, но это пока что мало кого беспокоило: «партнеры» боролись за количество.

Демонстрация в поддержку Отечественного Фронта

ЕСЛИ С ДРУГОМ ВЫШЕЛ В ПУТЬ...

И вообще — боролись. Между собой — относительно корректно, ибо ж кругом враги, зато всех прочих оттирая в сторону руками и боками, потому что нефиг, сразу надо было в общак вписываться, а не когда припекло, на готовенькое.

Окончательный запрет всех «недемократических» (то есть «почти фашистских», а значит, «фашистских», потому что фашизм «почти» не бывает) партий закрепили в Декларации руководств партий Фронта 12 октября: ни одна партия, не пожелавшая войти в состав до 9 сентября, пусть и не надеется. Ни «радикалы», ни либералы, ни демократы, ни даже «не те оранжевые».

И неважно, что «боролись с режимом». Не так боролись, а стало быть — «своеобразные профашисты». В целом. Но если кто-то хочет индивидуально, милости просим — при условии доказанного участия в борьбе и (обязательно!) личного участия в «народном вооруженном восстании».

Естественно, такой подход многих неприятно удивил. Лидер «не тех оранжевых» Димитр Гичев даже явился к новому премьеру выяснять, с какой стати он, три года отбывший в лагере за антифашизм и даже уговаривавший Муравиева не делать глупости, теперь стал «фашистом», — но внятного ответа не получил. Не могли же ему прямо сказать, что раз парламента нет, а его роль играет Национальный комитет Отечественного Фронта (НК ОФ), то пускать к себе чужих нет никакого резона.

Но что интересно, «красные» тут оказались не крайними. Как раз БРП против «расширения» не особо возражала, зато демократы — и «звенарь» Кимон Георгиев, и эсдек Григор Чешмеджиев, и «земледелец» Никола Петков, что называется, уперлись рогом. Более того, они всячески противились расширению представительства в НК ОФ собственных партий, потому что в таком случае у руля появились бы дополнительные конкуренты, а на фига?

Склоки сверху перекидывались и к подножию пирамиды, где власть подминала под себя местные комитеты Фронта. То есть начальство-то назначала София (какие выборы — чай, не при «монархо-фашизме» живем!), но мнения комитетов тоже нельзя было не учитывать: люди-то боевые, вооруженные, а к тому же свои, «красные».