Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 2

Второго сына Фудзицубо одели в однослойное платье из лощёного узорчатого шёлка красного цвета, в шёлковое верхнее платье, в штаны с тесёмками, а третьего сына одели в однослойное платьице из белого узорчатого шёлка и подвязали ему рукава тесёмками. Полненький мальчик, ползающий по комнате, выглядел очаровательно.

Император пришёл к Фудзицубо, и она вывела к нему обоих принцев. Кормилицы за переносными занавесками гадали: «Кого государь обнимет первым?» Каждая хотела, чтобы это был её питомец. Император обнял второго сына, посадил к себе на колени, гладил по голове и не отводил от него взгляда. У мальчика волосы были красивые и блестящие, как Драгоценный камень, он был крепок и лицом очень красив.

— Мне хотелось бы прежде всего увидеть наследника престола. Позови его, пожалуйста, — сказал император.

— Вы увидите его через пару дней, — ответила Фудзицубо.

Кормилица третьего принца испытывала сильную ревность, кормилица же второго торжествовала: «Мой питомец лучше». В это время младший мальчик, ни с того, ни с сего, залился смехом и пополз к брату.

— И он так же мил, как другие, — сказал, глядя на малыша, император. — Хотя из-за этого младенца ты так долго не возвращалась во дворец, я не сержусь на него.

О, как нескоро

Жемчужные лозы растут!

Долго ждать мне пришлось,

Как малыш наш

Ползать начнёт…[303]

Фудзицубо на это ответила:

— Если ещё немного

Ждать бы ты согласился,

Увидел бы,

Как разрослись

Жемчужные лозы…

— Ты так долго оставалась у отца, что я очень сердился на малыша и видеть его не хотел. Но он не должен страдать за грехи матери, — сказал император, обнимая младшего сына.

Император оставался у Фудзицубо довольно долго и на прощание сказал:

— Приходи же вечером ко мне.

Фудзицубо отправилась в отведённый ей Павильон глициний, и император пришёл к ней.

— Позови наследника престола, пусть он придёт сюда, — сказал он. Фудзицубо вышла из комнаты и передала распоряжение военачальнику Левой дворцовой стражи. Наследник престола прибыл в сопровождении Масаёри и придворных. Император, сделав вид, что он не знает о приходе сына, вошёл в комнату и остановил на нём глаза. Наследник выглядел очень степенно, тесёмки его платья были аккуратно завязаны, волосы были длинными и красиво ложились на спину. Поистине, он был прекрасен.

— Мне говорили, что это необычный ребёнок. Так оно и есть. Он очень похож на мать. Только бы у него не было её характера, — сказал император.

— Почему же? — спросила Фудзицубо.

— Потому что она очень упряма и никогда не хочет согласиться с другими, — ответил он.

* * *

Император постоянно приходил к Фудзицубо, чтобы посмотреть на сыновей. Каждую ночь он вызывал её к себе, а днём отправлялся к ней.

Даже если бы я приехала одна, обо мне бы нещадно злословили, а сейчас, когда я привезла с собой сыновей, я боюсь, не стряслось бы чего-нибудь с ними, — сказала она как-то императору.

Сейчас вряд ли что-либо может случиться, — успокоил он её, — я сочувствовал другим наложницам. Но всё-таки поступил по-своему, хотя и навлёк на себя недовольство отрёкшегося императора.

Наложницы государя должны были поочерёдно нести службу в его покоях. Все они были блистательными красавицами и совершенно очаровательными. Император мудро решал государственные вопросы, занимался науками и музыкой, очень хорошо играл на музыкальных инструментах. Иногда он беседовал с Насицубо, но только с нею. И даже тогда, когда дамы являлись на ночное дежурство, он, думая о Фудзицубо, не обращал на них особого внимания.

Пятая принцесса покинула дворец перед возвращением Фудзицубо. Госпожа Сёкёдэн из-за траура по отцу оставалась в своём доме. Дочь принца Сикибукё, госпожа Токадэн, не была назначена высочайшей наложницей, и отец её был этим очень раздосадован. Она всегда являлась к императору с недовольным видом, и он наконец издал указ о присвоении ей звания. Император иногда захаживал днём в её покои, и с десятого месяца она забеременела. Отец её немного воспрял духом.

В государстве царил порядок. Тадамаса был превосходным министром, но Масаёри взял государственное управление всецело в свои руки. Император передал ему бразды правления и даже в незначительных вопросах всегда советовался с ним. Император одобрял всё, что делал министр, а тот не предпринимал ничего такого, что могло бы навлечь на него недовольство у других придворных. О несущественных делах он даже не докладывал. Масаёри предполагал, что ему следовало бы опасаться Канэмаса, но почитал его за человека рассудительного. Накатада же он считал необыкновенно умным, как в вопросах государственных, так и в частной жизни. Всем придворным Масаёри нашёл какое-то применение. О Санэтада многие сожалели, и император велел найти ему службу во дворце.