Повесть о Федоте Шубине

— Нынче же я разговаривал с некоторыми вашими вельможами и обнаружил в них напыщенность и нелепое желание во всем подражать нашей французской аристократии. Я приметил у них убожество мысли и брезгливое, высокомерное и жестокое отношение к своему народу. Бесчувственность признается в кругах царицы как добродетель. Не спрашивайте меня, из чего я вывел подобное заключение: иногда одно неудачное слово, выражение или, тем более, поведение давало мне понять больше, чем десятки красивых, но лживых фраз…

Дидро умолк и глянул испытующе на Шубина. Шубин сидел нахмуренный. Слова Дидро ему казались неопровержимыми.

— Да, России недостает Петра Великого, — сказал Федот задумчиво. — Петр и Ломоносов много сделали для России… — После небольшой паузы он продолжал: — Мы должны всем сердцем принадлежать своему народу. Не надлежит молчать, когда можно злу сделать помеху…

Дидро на это, обращаясь к нему, сказал:

— Проникновение в суть дела — залог успеха. Фальконе вас, Шубин, хвалит, а этот человек зря не расточает похвал. Екатерина возлагает на вас и на Левицкого надежды, это тоже мне известно. Но нет ничего печальнее, имея талант, свежую разумную голову и чистое сердце, быть придворным рабом.

— Придворным еще не значит быть покорным, — краснея, вставил Шубин.

— Ах, это не так легко! Разве вам не известно, что в дворцовых условиях покорность есть средство стать заметным? Ваша же русская пословица говорит: «С волками жить — по-волчьи выть». А ваша императрица для своих любимцев — золотой мешок, рог изобилия. Но что касается интересов народа, тут у нее все отброшено назад и позабыто… Вот вы сказали, друг мой, России недостает Петра. Не спешите, дайте срок. Русский народ выдвинет справедливого, просвещенного и сильного человека, в котором нуждается Россия…

Дидро остановился и, обращаясь к Левицкому, проговорил:

— Извините, я слишком увлекся разговором с вашим коллегой и мешаю вам работать.

Но Левицкий уже кончал свой набросок. По пути к Дидро живописец и скульптор сговорились не задерживаться долго, чтобы не мешать ему. Шубин и теперь предупредил об этом Левицкого:

— Дмитрий Григорьевич, не утомляйте дорогого гостя.

— Я уже сделал первый набросок. Надеюсь, господин Дидро не возбранит мне зайти к нему еще в удобное для него время…

На улице Шубин заговорил с Левицким:

— Многократно видел я Дидро в Париже. Там он, был не таков — говорил с нами спокойнее. Сегодня в своих суждениях господин Дидро особенно строг и беспощаден. Очевидно, живя в Париже, он был лучшего мнения о наших правителях.

— Да, — задумчиво промычал Левицкий, оглядываясь назад, — слышала бы его царица — в двадцать четыре часа выпроводила бы за границу.

— Он и без того не задержится, — заметил Шубин. — Видать, не особенно его привлекает эта раздутая пышность двора…

Они прошли молча несколько кварталов. В голову Шубина назойливо лезли резкие обличительные слова Дидро о русских вельможах, о наследнике и Екатерине. «Кто знает, — думалось Шубину, — случится работать около этих особ — придется вспомнить сказанные им слова жестокой правды…»

И еще не раз Левицкий посещал Дидро, приходя рано по утрам в особняк Нарышкина. Дидро позировал и попутно расспрашивал его о жизни, нравах и обычаях людей всех прослоек и наций, населявших бурно растущий Петербург. Однажды во время работы художника раздался оглушительный залп пушек, и разом зазвонили большие и малые колокола всех церквей Петербурга, а затем послышались музыка и грохот по каменным мостовым проезжавших карет и эскадронов конной гвардии. Левицкий бросился к окну. Он увидел вокруг площади и вдоль прилегающих улиц шпалеры солдат, за ними толпы народа. Через площадь к Невской перспективе не спеша двигалась свадебная процессия. В золоченой карете на четырех парах лошадей в сопровождении кавалергардов ехала царица, за ней двигалась такая же пышная карета с новобрачными и дальше многочисленные кареты княжеские, графские, генеральские; кареты иностранных посланников, гостей и всяческой придворной знати.

— Господин Дидерот, а вас почему нет среди торжествующих гостей царского дома? — спросил Левицкий.

Философ сидел в кресле, он даже не подошел к окну посмотреть на свадебную процессию.

— Мне в этом кортеже было бы очень скучно и неловко. Надеюсь, наш Фальконе тоже не участвует? Когда кончится свадебный грохот и трезвон, я навещу мастерскую Фальконе, посмотрю, как идет работа над монументом Петру. Не хотите ли пройти со мной?

— С удовольствием! — отозвался Левицкий.

Женитьба Павла, наследника Екатерины, продолжалась две недели. Стреляли пушки, звонили колокола, гремела музыка, устраивались гулянья. В вечернюю пору и по ночам вспыхивали над Петербургом разноцветные ракеты. В честь новобрачных в театре ставилась опера «Психа и Купидон». На представления допускалась только столичная знать.

В один из этих дней Дидро пошел в мастерскую Фальконе, благо от дома Нарышкина до особняка на углу Невского против Адмиралтейства, где жил и работал Фальконе, расстояние было малое, не в тягость философу, страдавшему одышкой.