Повесть о Федоте Шубине

В те сентябрьские дни 1773 года царица была в недобром расположении духа, и разговоры ее со знаменитым гостем происходили не очень дружелюбно. Были на то у государыни свои причины и основания: с одной стороны — Пугачев-бунтарь большие неприятности учиняет, все Поволжье и Казань разворошил и собрался на Москву идти; с другой — не очень благополучны дела у фельдмаршала Румянцева: с великими потерями отошел он от турецких границ. Где же его былая слава победителя? Да и при дворе начались не простые интриги, а серьезное враждование между Орловым и Паниным и их приближенными. Образовались две партии; чего доброго — не избежать дворцового переворота, как это было всего лишь одиннадцать лет назад. Наследник Павел Петрович в такую неудобную пору решил жениться. Начались приготовления к пышной свадьбе…

Нет, в неудачное время приехал Дени Дидро. К тому же сырая слякотная петербургская осень не замедлила отразиться на его здоровье.

Дидро после первого визита к Екатерине поехал к скульптору Фальконе, надеясь найти у того временный приют и отдохновение в разумных беседах. Останавливаться на продолжительное пребывание в Петербурге в гостинице он не хотел, не желая быть связанным незнакомыми ему порядками и обычаями русской столицы. Но и Фальконе встретил его, усталого, полубольного, неприветливо. Он даже отказал ему в ночлеге, сославшись, что к нему неожиданно приехал сын и… некуда ему поместить знатного соотечественника. Дидро обиделся и написал записку к действительному камергеру Екатерины Семену Кирилловичу Нарышкину с просьбой предоставить ему пристанище. Тот согласился и послал за философом роскошную карету. Итак, Дидро обосновался в особняке богатейшего щеголя на Исаакиевской площади, в центре столицы. Здесь он не был стеснен, и все необходимое предоставлено было к его услугам. Он посещал Академию наук, бывал в Академии художеств, в Государственной библиотеке, смотрел собрания картин в Эрмитаже и у некоторых русских вельмож в их особняках. Многие произведения живописи западных мастеров были приобретены Голицыным для Эрмитажа по рекомендации и при посредничестве Дидро. Среди этих полотен, исчислявшихся сотнями, находились лучшие произведения Рембрандта, Пуссена, Ван-Дейка и многих других великих художников. Дидро восхищался ими и мысленно одобрял Екатерину за то, что она не жалеет средств на приобретение сокровищ.

Однажды сидел он уединенно в одной из комнат Государственной библиотеки. Перед ним лежал развернутый лист бумаги. Чернильные строки еще не засохли. Губы Дидро были плотно сжаты. Он мысленно твердил обращенные к трону устрашающие слова:

…Твой подданный лишь поневоле нем,
И не спасут тебя ни зоркая охрана.
Ни пышность выходов, ни обольщенья сана,
Порывы к мятежу не заглушить ничем…

Дидро задумался, откинувшись на спинку кресла. Обнажилась тонкая шея. Черный бархатный ворот халата ярко подчеркивал ее белизну.

В дверь осторожно постучали.

— Войдите! — сказал Дидро, нахмурясь.

Вошли двое: дворцовый живописец Левицкий и недавно приехавший из-за границы Федот Шубин. Левицкий отрекомендовался и попросил разрешения нарисовать карандашом набросок для большого портрета. Дидро согласился:

— Рисуйте, но, пожалуйста, в этом халате и без парика.

С Шубиным у него завязалась беседа о Риме, о выставке в Болонье. Узнав, что в Болонье Шубин избран почетным академиком, Дидро от души поздравил его и сказал:

— Это похвально. Кто знает, когда бы догадались русские вельможи разглядеть ваш талант. После Рима и Болоньи они тоже приметят и, вероятно, примут вас в число академиков.

Дидро посмотрел в сторону Левицкого. Тот примостился на широком подоконнике. Было слышно, как шуршал карандаш по александрийской бумаге, приколотой к доске. Левицкий быстро рисовал, внимательно всматриваясь в черты лица Дидро.

— Не старайтесь искать сходства с оригиналом, — едва заметно улыбаясь, проговорил Дидро, обращаясь к живописцу. — У меня каждый день и много раз меняется физиономия. Эти, быть может, не для каждого уловимые изменения находятся в зависимости от того, каким предметом заняты мои мысли…

Шубин приметил, что Дидро чем-то расстроен. Здесь, в России, он выглядел мрачнее, нежели в Париже. Шубин подумал: «Ужели царица и ее вельможи не могут и не хотят с должным почетом принять одного из лучших представителей Франции?»

— А вы, друзья, слышали новость? — вдруг оживленно заговорил Дидро. — Наследник Павел женится. Он потребовал, чтобы герцогиня Гессен-Гамбургская привезла ему на выбор в невесты трех своих дочерей. И она их привезла! Одну из них, Вильгельмину, Павел облюбовал, — Дидро усмехнулся и, покачав головой, добавил с иронией: — Герцогиня, конечно, согласна сбыть свою дочь русскому престолонаследнику. Еще бы!.. К тому есть у нее основания…

Разговор незаметно перешел на вельмож и сановных особ, близких ко двору Екатерины. Дидро рассуждал прямо, откровенно и беспощадно: