– Знаешь, я много что сделал, пока сидел на троне, – вдруг откровенно заговорил Людовик, – но только у тебя одной я хочу попросить прощения. Я был слишком молод… И создал не идеал!
– О, что сделано, того не изменить! – Розалия наклонилась и поцеловала руку своему королю. Впервые она прикоснулась к нему сама.
Она вышла обратно, той же дверью, что и вошла, как делают все духи. Ни Людовик, ни его сын больше не увидели её.
Послесловие
2011 год, 12 августа, 01:01.
Гомункул сидела у окна в мягком трехсотлетнем кресле в круглой комнате для экспериментов и читала газету при свете луны. Розалия по-прежнему жила в своем замке, сохранив свою землю, титул, и приумножив свои богатства так, чтобы больше никогда не беспокоиться о них. В этой комнате для алхимических опытов по-прежнему стоял круглый стол, шкафчики с травами, которые регулярно обновлялись, шкаф с книгами и красками для рукописи. Герцогиня продолжала порой делать записи о событиях своей жизни или экспериментах. Тетради для них она обычно заказывала в небольших мастерских. Эти дневники уже занимали три книжных полки. Их обложки были из мягкой кожи с узорами, но видела их только гомункул и Франциск. Рядом, на тумбочке, стоял хрустальный череп, внутри которого светился огонек. Сейчас она развлекала себя и Франциска чтением последних новостей из утренней газеты.
– Наша организация, как и вся страна, выражает надежду на восстановление сел после наводнения, заявила мадам Глюк, – Розалия свернула страницу пополам, – мадам Счастье, какая фамилия.
– Это на островах Новой Зеландии, – припомнил череп. В то далекое время, пока он был духом, не заключенным в хрустальную тюрьму, он имел доступ ко всем знаниям мира.
– Где-то там. Впрочем, сама мадам, как и половина страны, вообще не знают, где это, и кто там живет, – Розалия подставила ладошку лунному свету. Тот сразу, как вода, наполнил собою пригоршню.
– А ты знаешь?
– О, Франциск, знаю, более того, я знаю один местный обычай. У некоторых племен принято дарить невесте череп чужеземца. Это знак мужественности. В прошлом году наше географическое общество не досчиталось пары человек после поездки туда. Зато наверняка местные женихи сказали спасибо. Правда, об этом в газетах уже не писали.
– Что еще случилось? – интересовался Франциск.
– Известного художника судят за то, что он назвал голодранцами попрошаек на улице.
– А у меня они получили бы хлыстом, – строго заметил череп.
– Порой мне кажется, что твои идеи все же подхватили люди, – заметила гомункул.
– Да исполнить не могут, – досадовал тот.
– И не надейся, – качнула головой Розалия и встала с места. Лунный свет обнял её талию, затянутую в черное платье без рукавов. Одежду и украшения мастера делали на заказ для неё. Только для неё.
– Розалия, ты хотя бы раз вышла замуж. Из любопытства, – подал идею Франциск.
– О! Нынешняя любовь такая… неразборчивая, – отрезала гомункул.
Она прошла по комнате, разминая ножки. Здесь звука её шагов слышно не было, как во времена Людовика. На полу и на стенах теперь были толстые мягкие ковры, со сценами из рыцарских легенд. Они прикрывали заклинания, преграждающие сюда путь существу любого ранга из любого мира. Розалия по-прежнему выполняла своё предназначение. Франциск порой пытался подточить, как вода камень, ее стойкую душу. Он говорил, что его криворукий братец мог бы создать физическое тело еще лучше. А совершенная душа томится, запертая под глупыми установками. Но тогда Розалия запирала его в сейфе, и порой на десятки лет. Это тяготило Франциска, и когда гомункул доставала его снова, он заводил разговоры об отвлеченных темах. Он просил читать ему о странах, в которых физически не будет никогда, и о людях, которых никогда не видел. Все, что он точно знал, что существует в этом мире комната, испещренными знаками и письменами, сейф, он – хрустальный череп и гомункул. Созданная столетия назад, прекрасная Розалия жила и сейчас.
Когда же Розалии было неохота читать для Франциска, она приносила маленькое радио и настраивала его на программу новостей. К музыке душа Франциска любви не испытывала. Круг людей, с которыми общалась Розалия, обожали «вещи с историей», и порой посматривали странно на новшества в старом замке. Но для герцогини это была не романтическая старина, а обычная реальность. И она лучше них знала, что в старых замках, как у неё, бывают сильные сквозняки. Время от времени менялись слуги и управляющие. А Розалия могла подолгу не покидать свои комнаты. Тогда хрустальный череп становился её единственным собеседником. Обычно он вел себя примерно, хотя раз Франциск почти освободился.