Повесть о горячем сердце

Я прочитала монолог. Это мой любимый монолог Любки. Помните, когда молодогвардейцев арестовали и посадили в камеры? Избитые, полуживые, они даже там продолжали бороться с врагами! Боролись не физически – духом своим они побеждали проклятых фашистов, сердцами своими, верой в будущее и огромной любовью к комсомолу и Родине.

Да, внешне я совсем не Любка: чёрные вьющиеся волосы, длинноватый нос, карие глаза. Внешность подкачала для Любки Шевцовой, но я себя не представляла никем другим из героев «Молодой гвардии». Это были не придуманные герои, а реально существовавшие люди, комсомольцы.

Я всегда была убеждённой комсомолкой. Помню, как учила устав, как прятала его на ночь под подушку, как в горкоме комсомола меня спросили, какие молодёжные издания я знаю, и я ответила первое, что пришло в голову:

– «Техника – молодёжи».

– Ты действительно читаешь этот журнал? – строго спросил один из членов горкома, и тут я попала в тупик: в комсомол ведь вступаю, не куда-нибудь, а настоящий комсомолец врать не имеет права – совесть комсомольская не позволяет. И правду сказать, стыдно: не читала я эту «Технику». Я вообще не технарь – в педагогический собираюсь поступать, на учителя русского языка и литературы. Стою вся красная, а этот товарищ из комитета комсомола аж привстал:

– Ну так читала или нет?

Рядом с ним сидела девушка, идейная такая, в глазах комсомольский огонь, в груди горячее комсомольское сердце бьётся. Встала она, посмотрела на меня и говорит:

– Ну, Берман, отвечай.

– Не читала, – честно сказала я и, подумав, добавила: – Листала.

– Хорошо, что не соврала, – сказал председатель. – А «Комсомольскую правду» читала?

– Читала, – честно ответила я.

– Молодец, Берман. А теперь расскажи о своих родственниках. Они партийные?

«Это конец», – подумала я. С папой всё не так гладко, даже несмотря на то что он партийный и директор завода. Говорят, что многие уехали в чуждый и буржуазный Израиль, поэтому евреям перестали доверять. То, что папа стал директором завода, – большое везение, как сказала бабушка. «Ваши предатели Родины уехали, а остальные теперь страдают», – сказала она как-то папе. А папа ответил: «Варвара Степановна, милая, да разве они наши? Потому и уехали, что не наши, а предатели».

А ещё папа сказал, что есть партия власти, а есть партия совести. Вот этого я вообще не поняла: у нас же одна Коммунистическая партия Советского Союза. Нет и никогда не было никаких двух партий. А тут их две, оказывается. Может, одна подпольная? Тогда интересно, какая из двух партий подпольная: партия власти или партия совести? Я так думаю, что партия совести ушла в подполье. Власть – вот она, вся на виду, а как совесть увидеть? Бабушка говорит, что совесть – она как тюль: её почти не видно, но без неё неуютно. Так что, подумала я, если мне и простят еврейство по папе, то бабушкино дворянское прошлое – никогда.

– Ну, Берман, о чём задумалась? – спросил секретарь горкома.

Я глубоко вдохнула воздух и на одном дыхании выдохнула:

– Папа, Борис Семёнович Берман, – член партии, директор машиностроительного завода, автор многих изобретений, имеющих всесоюзное значение, а мамы у меня нет, она умерла при родах.

– Кого родила? – серьёзно спросил член горкома маленького роста с большими оттопыренными ушами.

– Что, простите? – переспросила я.

– Кого, спрашиваю, мама рожала, когда умерла?

– Меня, – растерянно ответила я.

– А как ты, Берман, относишься к враждебному нам государству-агрессору Израилю? Поддерживаешь ли ты сионистские настроения и отъезд предателей Родины в это логово жидомасонов? – спросила очень идейная немолодая женщина, скорее всего, некомсомольского возраста.

Что такое «сионистские настроения», я не знала. А жидомасоны у меня вызвали какой-то необъяснимый страх. Что такое «жид», знал каждый ребёнок, носивший фамилии Берман, Фишман, Кофман и тому подобные. Но жидомасон – это было что-то совсем новое.

– Я плохо отношусь к Израилю. А жидомасонов так просто на дух не переношу. И как будущая комсомолка я клянусь всю свою жизнь посвятить борьбе с израильскими агрессорами, – пылко произнесла я, боясь, чтобы не тронули бабушку.

Мой ответ понравился всем членам комитета комсомола, и секретарь поставил вопрос на голосование:

– Кто за то, чтобы принять Берман Марию в ряды членов ВЛКСМ?

Все члены горкома единогласно проголосовали за то, чтобы я пополнила ряды членов ВЛКСМ, и я вышла из комитета комсомола со значком и комсомольским билетом.

Я была счастлива! Мне хотелось на весь мир кричать о том, что я заслужила право носить комсомольский значок и что в кармане плаща у меня лежит тёмно-красная «корочка», где синим по розовому написано, что я, Берман Мария, ученица восьмого класса средней школы номер три, стала комсомолкой…

Глава пятая Удар