Итак, основная цель Ибн Туфайла – передача читателю опыта суфийских созерцания и «вкушения»; «вкушающего» же автор романа уподобляет слепцу, наконец узревшему то, что ранее лишь умозрительно ему представлялось. Да, на страницах книги пойдет речь о «смешении» созерцающего и созерцаемого, – но созерцающий неизбежно возвращается к словам, буквам и звукам, к рациональным определениям и характеристикам. Ибн Туфайл избирает для себя литературно-символический жанр, помещая субъекта этого грандиозного мыслительного опыта – Живого, сына Бодрствующего – на далекий необитаемый остров, где самозародившийся человек находит достаточно воли и сил для постижения сложных истин.
«Живой, сын Бодрствующего» – сочинение андалусского философа, написанное на арабо-мусульманском Западе; тем не менее, его автор ревностно оберегает единство философской мысли, не принадлежащей ни Востоку, ни Западу. Философии было суждено переместиться из восточноевропейской Греции на просторы Андалусии – и поэтому Ибн Туфайл представляет не столько исламскую, сколько общерелигиозную философию. Его роман протягивает мост между рациональным и догматическим, между философией и верой. Более того, Ибн Туфайл умело резюмирует средневековые представления о человеке и его связи с миром: неслучайно «Живой, сын Бодрствующего» собрал под одной обложкой великое множество достаточно точных натурфилософских, медицинских, географических и астрономических наблюдений. Книга великого андалусийца не противопоставляет один культурный тип другому, как это делает, например, Малик ибн Наби в труде «Проблема идей в исламском мире», – но она олицетворяет эпоху, которой больше нет. Тоскуя об Андалусии мы, наверняка, тоскуем и по тем временам – иначе нашей ностальгии, ностальгии в собственном смысле этого слова, не могло бы и существовать. Значит, умер и Живой. Умер – чтобы воскреснуть вновь, заменив себя множеством Живых и неисчислимыми их метаморфозами.
Содержание романа
Роман «Живой, сын Бодрствующего» повествует о самозародившемся человеке, впервые увидевшем солнечный свет на необитаемом острове, где-то неподалеку от экваториальной линии. Умеренный климат острова и молоко дикой газели, принявшей одинокого младенца за своего сына, как нельзя лучше способствовали развитию беззащитного ребенка. Живой самостоятельно прошел через все этапы развития человеческой личности: воображая и мечтая, он постепенно овладел ремеслом, приведшим его и к естественнонаучным, и к теологическим, и к мистическим наблюдениям. Много позже Живой, сын Бодрствующего встретился с Абсалем, искавшим уединения от народа «великого, что говорит обо всем истинно-сущем положенными для того притчами». Живой понял, что все познанное им и есть послание религиозного Закона, что традиция и разум в целом согласны друг с другом. Об этом он, вместе с Абсалем, тщетно пытался рассказать соотечественникам последнего; отвергнутые «просвещенным» народом, они возвращаются на родину когда-то безмолвствовавшего человека. «И прибег Живой, как и раньше, к месту своего жительства, вернувшись к нему. И следовал за ним Абсаль, приближаясь к его [духовной степени]. Оба они поклонялись Аллаху на том острове до тех пор, пока не достигли крепости в знании».
Старый и новый «Живые»: сравнение двух антропологических моделей
Естествознание и примитивные организмы вчера и сегодня
Согласно одному из двух сценариев, предложенных Ибн Туфайлом любопытному читателю, Живой, сын Бодрствующего появляется на свет путем самозарождения. Так философ указал на средневековую теорию зарождения жизни из четырех элементов – воды, воздуха, земли и огня. По мысли Ибн Туфайла, «смешение» этих элементов приводит к формированию всякой вещи; впоследствии эту идею переймет у него Ибн ан-Нафис (607-687), чей Благородный, сын Говорящего самозародится в пещере, заменяющей ему материнскую утробу. Теория «смешений» гласит: тела образуются благодаря пропорциональным комбинациям четырех элементов; живые же тела обязаны своим становлением еще и крови, флегме, желтой и черной желчи. Здоровье, таким образом, является следствием умеренности смешений, а болезнь – отклонением от нее.