Повесть о Морфи

Пол провел в Гаване месяц и за этот месяц переиграл со всеми именитыми любителями Кубы. Сильнейшему из них – сеньору Сельсо Гольмайо – он давал вперед коня, правда с переменным успехом. На пешку и ход успеха не удалось добиться никому.

Однажды сеньор Домингец сказал, иронически улыбаясь, что сильнейшим шахматистом Кубы, собственно говоря, является не сеньор Сельсо.

– А кто же тогда? – спросил Пол.

Сеньор Домингец улыбнулся еще презрительнее и пожал жирными плечами.

– Игра природы, сеньор мой, лузус натуре! Лучше всех играет на Кубе в шахматы негр… Самый обыкновенный раб с плантации дона Хуана-Аурелиано Сикрэ, которого вы знаете. Негра зовут Феликс. Если сеньор дон Пабло соблаговолит унизиться…

Пол соблаговолил.

Феликс оказался пожилым черно-синим либерийским негром с печальными умными глазами.

Он совсем не знал теории, но соображал значительно лучше, чем знатные кубинские сеньоры. Пол обрадовался негру, как родному, черное лицо напомнило ему детство.

Он обласкал негра, назвал дядей Феликсом, угостил сигарой и подарил ему золотую монету, когда игра закончилась.

Феликс играл с Полом на равных. Он проиграл несколько партий, но ему удалось сделать ничью – ту самую ничью на равных, о которой тщетно мечтали кубинские сеньоры.

Таким образом, репутация Феликса как сильнейшего шахматиста Кубы еще более укрепилась. Она не избавила его, правда, от работы на сахарной плантации сеньора Хуана-Аурелиано Сикрэ…

А затем в Гавану пришел испанский пароход «Бласко де Гарай» из Кадикса, уходивший обратно через двое суток.

– Надо ехать, мама! – сказал матери Пол. – Пароход пойдет почти порожняком, он повезет испанского консула.

– Ты думаешь, это остановит корсаров?

– Безусловно! На черта им нужен испанский консул?

Им нужны деньги, табак, сахар, вино – все то, что легко продается и хорошо оплачивается. Что им, солить испан ского консула?

– Поедем, мама! – сказала Эллен. – Мальвина беспокоится в Париже, мы так долго сидим на Кубе… Надо ехать!

– А как мы доберемся от Кадикса до Парижа?

– Совсем несложно! Доедем в дилижансе до франкоиспанской железной дороги и пересядем на поезд!

– Хорошо, дети, да будет воля божья. Семейство Морфи стало пробираться в Париж, где его ожидали родственники. Ловкий Джон Сибрандт своевременно перевел свою торговую фирму в Европу, война почти не затронула его. Пол стремился в Париж, пожалуй, больше, чем три года назад, когда ехал в Европу впервые.

Они долгими солнечными днями сидели втроем на палубе «Бласко де Гарая». Миссис Тельсид и Пол пели вдвоем вполголоса все классические оперы с первой ноты до последней.

– Ах, Пол! – вздохнула как-то миссис Тельсид. – У тебя музыкальная память еще лучше моей. А ведь ты даже не знаешь толком нот. Если бы с тобой заниматься с детства как следовало, ты был бы великим музыкантом!

– Возможно, мама, – рассеянно ответил Пол, – но теперь об этом поздно говорить… Давай споем лучше «Лючию де Ламмермур». Помнишь, как пела ее синьора Бианки?

– Никто не пел этой оперы лучше Дженни Линд! – возмутилась миссис Тельсид. – В ее лучшие годы она пела божественно!

Длинное путешествие до Парижа прошло благополучно и даже приятно. Мать и дочь были в Европе впервые и восхищались ею. Миссис Тельсид с изумлением увидела, что церквей в Испании и Франции даже больше, чем в Луизиане.

Они поселились в Париже в небольшом особнячке близ Булонского леса, и каждый занялся своими дедами.

Сначала Пол думал зайти в кафе «Де ля Режанс», повидаться со старыми друзьями, но потом отменил свое решение.

Появиться в кафе «Де ля Режанс» значило обречь себя на пышную встречу. О ней будет написано в газетах, узнает миссис Тельсид… Нет, лучше не надо! Он играл в шахматы на Кубе, но только тайком от нее, без газетной шумихи. Нет, в Париже это не удастся… И Пол решил не показываться в кафе «Де ля Режанс».

Они жили в Париже тихой жизнью, не пропускали ни одной музыкальной премьеры и жадно следили по газетам за тем, что делалось дома.

Война шла третий год, и силы Юга постепенно иссякали.

Президент Линкольн был избран на второе четырехлетие – это означало, что нация твердо решила покончить с кровавым мятежом южан. Теперь никто уже не говорил об освобождении бедных чернокожих братьев, ставка стала крупнее.

Новый северный главнокомандующий, генерал Улисс Грант, в прошлом лошадиный барышник, применил жестокую тактику.

Он не был ученым стратегом классической школы вроде Мак-Клеллана и Мак-Дауэлля, он не изучал походов Евгения Савойского, Кондэ и Тюренна. Вернее всего, он даже никогда не слышал о них. Генерал Грант был человек сильной воли и беспощадной дельцовской хватки. Меньше всего страдал он сентиментальностью.

Поняв, что слабым местом Юга являются людские резервы, генерал Грант начал стремиться к «размену», к тяжелым, кровопролитным сражениям. Он понимал, что Юг будет обескровлен значительно раньше, чем Север, и добровольно укладывал тысячами солдат в синей и серой форме.