Повесть о Морфи

Собственные солдаты после кровавого штурма южной твердыни Викксбурга прозвали его «Мясником». Но Викксбург был взят, несмотря на огромные потери обеих сторон, а Грант продолжал беспощадно использовать свой численный перевес всюду, где только мог.

Все течение Миссисипи до Мексиканского залива оказалось теперь в руках федералистов. Их новый способный военачальник, генерал Шерман, с упорством бульдога рвался на Юг, к сердцу Конфедерации – Ричмонду.

Вскоре Шерман предпринял удачный обходной марш, разграбил и сжег столицу Джорджии Атланту и вышел к океану.

Игра подходила к концу, Север усилил нажим.

Шахтеры Огайо, иллинойсские фермеры, трапперы и торговцы Мэна шли под знамена Линкольна добивать обанкротившееся восстание.

История ответила ясно: разъединять Соединенные Штаты нельзя. Виновные должны были понести ответственность.

Весной 1865 года Роберт Ли сдал остатки своей измученной армии генералу Улиссу Гранту.

Двадцать семь тысяч человек, больных, оборванных и голодных, сложили оружие и были отпущены под клятву верности неделимым Соединенным Штатам.

В апреле 1865 года над развалинами форта Сэмтер Взвился старый флаг, пробитый ядрами батарей Южной Каролины четыре года назад. Все вернулось к старому.

Война кончилась. Север торжествовал.

Война кончилась – и люди немедленно забыли тот основной предлог, из-за которого она велась.

Страна была измучена, опустошена и истоптана. Поля не возделывались, в каждой семье оплакивали убитых. Юг агонизировал, тысячи освобожденных негров ходили за северными войсками, громко требуя пищи.

Федеральное правительство (Авраам Линкольн пал, застреленный в театре южанином, актером Бутсом, за спиной которого чернела зловещая тень Джефферсона Дэвиса) издало ряд законов и распоряжений по устройству негров.

Их освободили от хозяев, освободили от работы, но земли они так и не получили. Их нельзя было наказывать палками на законном основании, нельзя было покупать и продавать.

Они назывались свободными и равноправными гражданами Соединенных Штатов – и умирали с голоду вместе с женами и детьми. Исхудалые, оборванные, они возвращались к обработке постылых хозяйских полей.

Для них по существу ничего не изменилось – ярмо хозяина-плантатора сменилось ярмом северного банкира, взимавшего с плантатора арендную плату. Некоторые поля переменили хозяев, но не безразлично ли это для раба?

Летом 1865 года семейство Морфи вернулось на родину после почти трехлетнего отсутствия.

Старый дом на Роял-стрит, 89 был почти цел, в нем лишь были выбиты стекла, да крышу пробило шальное ядро в ночь штурма Нового Орлеана.

Джеральд Аллисон уже жил в своем доме, именовался «полковником» и пользовался всеобщим уважением соседей, как стойкий и непримиримый борец за свободу… Он попал под широчайшую амнистию всем мятежникам, только что обнародованную федеральным правительством. Север не хотел карать южан особенно строго, достаточно было того, что он их ограбил.

Многие плантации переменили хозяев, северные банки отныне контролировали все. Янки облепили Юг, как облепляют мухи падаль. Они торговали, основывали предприятия, строили мануфактуры вплотную у хлопковых полей, прокладывали железные дороги и поднимали эксплуатацию негров на новую, научную высоту.

Рассмотрев свои финансовые дела, семейство Морфи увидело, что они плачевны. Некоторые банковские счета были конфискованы, а наличные деньги прожиты в Европе и во время путешествий. У Пола не оставалось вообще ничего, самой богатой из всех оказалась Эллен.

Старый дом был отремонтирован, адвокатская контора Пола была уничтожена при ремонте.

Он перебрался наверх, а весь нижний этаж решено было сдавать под торговые склады. Плата за аренду да кое-какие остатки личных состояний – вот и все, что осталось у семейства Морфи к концу 1865 года.

XX

Медленно, трудно затягиваются раны, нанесенные войной. В притихших городах Юга почти нет здоровых молодых мужчин – они остались на полях сражений. Лишь старики да калеки видны на тротуарах.

Все креольские семьи – в трауре, старые женщины оделись в черное навсегда, до своего последнего дня. Даже нарядных колясок, запряженных холеными лошадьми с коротко подстриженными хвостами, почти не видно на улицах.

Деньги креолов проглочены войной или уплыли в лапы победителей. Город тих нехорошей, кладбищенской тишиной.

Пол Морфи, маленький, нарядный, как парижская модная картинка, медленно идет по Канал-стрит. Он совершает свою ежедневную утреннюю прогулку, он бережет свое здоровье и отличается редкой пунктуальностью в выполнении предписаний врача. В глазу у него монокль, в руках тросточка, он ловко помахивает ей, как это делал когда-то дядя Эрнест.

Сколько времени убито на эту высокую технику! Впрочем, стоит ли его жалеть, это пустое и ненужное время?

Пол доходит до угла Роял-стрит и Рю-Сен-Луи, покупает утреннюю газету и входит в старинный отель «Сен-Луи».

Он усаживается в прохладном холле, куда не попадает солнце, и проглядывает газету от начала до конца. Крохотный негритенок подкрадывается со щетками и бархоткой, обмахивает Полу лакированные лодочки, получает медяк и исчезает.