Повесть о Морфи

Пол шагал по пустынной дороге, башмаки его запылились, мрачные мысли становились всё гуще. Что он такое?

Маленький, начинающий адвокат, каких много, тысячи. Кто дал ему право надеяться на любовь Мэй, единственной, неповторимой?

Она пожалела его по доброте, не сказала прямо, что он дерзкий мальчишка. Ведь Мэй старше его на два года.

Конечно, он самый обыкновенный, ничем не замечательный мальчишка.

О боги! Он знал, он готов был поклясться, что это не так! Но как доказать это всему миру, какое чудо нужно для этого?

Пол подавил рыдание и сорвал шляпу. Голова его горела.

Старый дом вынырнул из-за поворота. Темнело.

Джимми встретил его у ворот со встревоженным лицом.

— У нас неприятности, масса Пол, — сказал он испуганно. — Масса Алонзо поехал в город и повредил глаз. Был доктор и приказал ему сидеть в тёмной комнате.

Пол бросился бегом. Джимми сказал правду, нелепейшая история произошла с отцом. Утром он поехал в город на заседание правления национального банка. Был жаркий сентябрьский день, все были в белых костюмах и широкополых соломенных шляпах.

Когда заседание кончилось, они стояли у подъезда, курили и смеялись. Кто-то окликнул судью через улицу, он резко повернулся — и твёрдый край чьей-то шляпы прошёл по его правому глазу так сильно, что глаз мгновенно воспалился. Боль была так сильна, что пришлось вызывать врача. Старый доктор Паркинсон засадил его в тёмную комнату и велел делать примочки каждый час.

— Я умру без солнца и воздуха, Пол, — покорно и грустно сказал судья. Он просидел в тёмной комнате почти два месяца безвыходно. В середине ноября его состояние резко ухудшилось, начались сердечные явления, страшные отёки.

20 ноября он потерял сознание, а 22 умер от апоплексического удара, так и не приходя в себя.

Когда два врача констатировали смерть, Пол ушёл к себе в комнату и не выходил оттуда до самых похорон.

Судью Морфи хоронили в Новом Орлеане 23 ноября 1856 года, и город ещё не видел таких похорон.

Тысячная толпа провожала тело до фамильного склепа на кладбище святого Людовика, что на углу Роял-стрит и Рю-Сен-Луи.

Все знатные креольские семьи Юга прислали на похороны своих представителей, венкам и речам не было конца.

Сам Джеральд Аллисон сказал над склепом растроганное слово, мессу служили шесть священников, безбожника хоронили, как образцового христианина.

Стонали и плакали оборванные цветные женщины из предместий, мрачно молчали мужчины. Они провожали в последний путь справедливого белого судью.

А потом склеп был заперт, и все разошлись по своим делам.

* * *

Пол принял смерть отца с обычной своей сдержанностью, но на душе его остался глубокий, незаживающий шрам.

Сразу после похорон семейство Морфи осталось жить в Новом Орлеане, в большом доме № 89 по Роял-стрит, что был в 1840 году куплен Алонзо Морфи за девяносто тысяч долларов у мистера Мартина Гордона-старшего. Загородный дом стоял заколоченным, его предполагалось продать. Миссис Тельсид заявила, что в доме этом никогда не будет её ноги. Полу было жаль старого домика, но спорить с матерью он не стал.

В январе нового, 1857 года миссис Тельсид собрала в доме всю свою семью. Из Виргинии приехала старшая сестра, миссис Мальвина, красивая двадцатисемилетняя дама с холодными глазами. Муж её, необыкновенно учтивый и вкрадчивый Джон Сибрандт, был одним из преуспевающих коммерсантов города Ричмонда. Он мечтал о расширении своего торгового дела и с нетерпением ожидал своей доли наследства.

Восемнадцатилетняя Эллен не отходила от Пола, она цеплялась за его руку, как за спасательный круг.

Эдуард уже успел получить раньше свою долю наследства и теперь держался с вежливым безразличием. Его судьба была определена, он обручился с богатой наследницей и поглядывал на сестёр и братьев с некоторой снисходительностью. Дела маклерской конторы шли отлично.

Когда все члены семейства уселись вокруг стола, миссис Тельсид прочла краткую молитву и пригласила нотариуса Биндера, старинного друга Алонзо Морфи, огласить завещание.

Содержание его было известно и раньше. Капитал судьи Морфи — полтораста тысяч долларов — делился поровну между его вдовой и четырьмя детьми. Каждый получал по тридцать тысяч.

Большой дом на Роял-стрит 89 переходил также в собственность всех пятерых, и все дети могли в нём жить, сколько пожелают. Салли и ещё несколько старых рабов получили вольную и пожизненный пенсион в большом доме.

— Всё обдумал, всё рассчитал и предусмотрел ваш отец, — твёрдым голосом сказала миссис Тельсид. — Поистине господь призывает к себе лучших сынов своих!

Пол чуть не улыбнулся, припомнив вольнодумные словечки отца, но успел удержаться. Миссис Тельсид уже читала вторую молитву. Вскоре она ушла, за ней уехали Эдуард и Сибрандты.

Пол и Эллен остались вдвоём, девушка плакала.

— Только не уезжай, Пол! — твердила она. — Ради бога не уезжай! Я боюсь жить одна с мамой…

Пол смотрел на неё с нежностью. Он любил Эллен, быть может, потому, что она была очень похожа на него самого: то же точеное лицо, те же огромные тёмно-серые, кажущиеся чёрными, близорукие глаза… Он сжал её тоненькую руку.