Повесть о Морфи

Да, Эдж порядком избаловал его за те семнадцать месяцев, что его не было дома.

Чёрт бы побрал этот тихоход! Быстрее было бы добираться вплавь. Пол посмотрел вниз — в мутной воде гавани плавали банановые шкурки, чайки нахально подхватывали куски.

Наконец-то он опять в Америке! Скоро он увидит милый старый дом на Роял-стрит, увидит мать и Эллен, самое главное — Эллен… Волна нежности охватила его. Пол думал об Эллен часто, зато никогда не думал о Мэй. Он помнил Мэй непрестанно, помнил всегда. Однако мысленное прикосновение к ней всегда было болезненно, влекло за собой неприятные ощущения. Как истый креол, Пол больше всего в жизни не любил что-то превозмогать. А думая о Мэй, неизбежно приходилось превозмогать горькие мысли. Он никогда не верил всерьёз, что всё окончится благополучно, он был готов к разрыву, пожалуй, с самого начала, хоть и не признавался себе в этом… Он оборудовал для Мэй уютное, мягкое гнёздышко в глубине души. Она жила там, но наведываться туда Пол старался как можно реже, он не любил неприятных мыслей, избегал их по мере своих сил.

«Олимпик» развернулся, дрогнул и стал.

Что такое? На пристани играл оркестр. Тысячная толпа встречала Пола Морфи, победителя Европы; ею предводительствовали Фиске и Лихтенгейн. Пёстрым дождём полетели на палубу букеты.

Незнакомые джентльмены жали Полу руки, выносили вещи, усаживали его в кэб и, как мальчишки, бежали за экипажем.

Пятикомнатные апартаменты ожидали Пола в «Бронкс-отеле», том самом «Бронкс-отеле», где загорелась звезда его славы полтора года назад.

Чуть не плачущий от возбуждения и восторга Фиске объявил Полу, что сегодня же вечером в отеле «Метрополитэн» состоится банкет в его честь, но что главное, официальное торжество (как выразился Фиске, «встречу Пола Морфи с Америкой») решено проводить через две недели, 25 мая, в Белом зале нью-йоркского университета. Пол слушал его и не понимал, ему казалось, что все эти люди издеваются над ним, разыгрывают какой-то смешной спектакль.

Хотя… Он припомнил вечер в Париже. Раз шахматы способны вызвать такой энтузиазм толпы, с этим приходится считаться. И он перестал противиться.

В отеле благообразный старичок в цилиндре спросил Пола, уходя: нет ли у мистера Морфи каких-либо пожеланий?

— С кем имею честь? — спросил Пол. Он принял старичка за кого-то из отельной прислуги, но старичок приосанился.

— Моя фамилия Джонс, мистер Морфи, Хайрам Иезекииль Джонс. Я стою шестнадцать миллионов долларов и являюсь заместителем председателя комитета!

— Какого комитета, мистер Джонс?

— Комитета по встрече и чествованию национального героя! — отчеканил старичок.

— А разве есть такой комитет?

— Конечно есть, мистер Морфи! Он был создан ещё осенью, после первых ваших побед в Европе. С декабря комитет собирал средства для встречи и под… — старичок поперхнулся… — одним словом, для встречи. А 25 мая мы завершим своё дело и объявим комитет распущенным.

Мистер Хайрам Иезекииль Джонс церемонно поклонился Полу и вышел.

Банкет в «Метрополитэне» кончился рано и не успел утомить Пола: в Европе он прошёл должную тренировку. Однако в речах ораторов звучал особенный, воинственный восторг, какого Пол не слышал ни во Франции, ни в Англии. Здесь о его успехах говорили так, точно он завоевал и покорил Европу, бросил её связанной к ногам своего шахматного коня.

«Но у шахматного коня нет ног, джентльмены! — хотелось ответить Полу. — Я только лишь играл в шахматы, больше ничего!»

Он начинал понимать, он был первым американцем, победившим Европу, счастливой приметой, выразительным примером, божьим благословением… Всё работало на него. Празднуя его победу, все эти люди лелеяли мечты о своих собственных…

После банкета Пол успел заехать в нью-йоркский шахматный клуб, где его встретили овацией.

В разговоре с секретарём клуба молодым Фредериком Перрэном, братом новоорлеанского, Пол сказал, что думает впредь давать всем американским шахматистам слона вперёд.

Перрэн задорно усмехнулся.

— Мне кажется, мистер Морфи, вы склонны недооценивать американских шахматистов. Очень многим из них давать вперёд слона совершенно невозможно!

Пол посмотрел в его раскрасневшееся лицо и спросил негромко:

— Вероятно, мистер Перрэн, вы имеете в виду себя самого?

— Хотя бы, мистер Морфи!

— Так не угодно ли попробовать?

Они сыграли четыре партии со счётом 3:1 в пользу Пола.

Перрэн бесновался и кричал, что Пол просто гипнотизирует его, что никогда ещё в своей жизни он не играл так слабо…

Пол предложил сыграть на следующий день второй матч, подлиннее. Такой матч был сыгран и закончился разгромом Перрэна со счётом +8, -2, =2. Как это часто бывает, в лице Перрэна Пол отныне приобрёл врага.

— У нашего мальчика испортился характер! — с грустью сказал на банкете судья Мик. — Слава портит людей!

Действительно, Пол не был теперь так мягок и предупредителен, как полтора года назад.