Повесть о первых героях

Каманин уже в вагоне открыл припасенную на всякий случай толстую тетрадь в черной клеенчатой обложке. Он никогда до этого не вел дневника: некогда было. Но теперь, понимая, что в его жизни начинается самое главное, решил коротко записывать наиболее важные события. Кстати сказать, в этой тетради не так много записей. Вскоре дневник оборвался, работа захватила летчика, было не до записей, да к тому же происходило такое, что все равно никогда не забудется.

…На второй странице каманинского дневника записано:

«Получил еще одну телеграмму Куйбышева: «Прикомандировать к отряду трех гражданских летчиков, в том числе Молокова…» Я никогда его не видел, но слышал много хорошего.

Через несколько дней погрузили самолеты на пароход «Смоленск», шедший из Владивостока на Камчатку.

С Молоковым — теплые отношения. Я подошел к нему не как начальник к подчиненному, а просто как к партийному товарищу и опытному полярному летчику, и он отнесся к нам без амбиции. Другой бы, вероятно, кичился: я, дескать, старый полярный летчик, а вы молокососы! У Молокова даже намека нет на такое отношение».

А вот с другим прикомандированным полярным пилотом дело обстояло иначе. Во Владивостоке к военным летчикам присоединился высокий человек с маленькой бородкой, одетый в щегольскую кожаную куртку с меховым воротником. Это был Фарих, тот самый, который служил когда-то бортмехаником у Слепнева.

При первой же встрече Фарих, видимо, решил «попугать» новичков в Арктике:

— Вы на Севере не были? Куда же вы собираетесь? Вы знаете, какие там ветры, вьюги? Знаете, как треплет в полете? У мотора даже меняется звук. А снег — это же сплошной камень, мрамор! Там и садиться нельзя ни по ветру, ни против ветра, а только по накату снега…

Каманин переглянулся с товарищами.

— Правительство меня назначило командиром, — твердо сказал он. — Я буду вести отряд до конца, распоряжаясь и машинами, и людьми. А незнакомых путей, пурги и туманов бояться нам не к лицу…

На пароходе шла «военная жизнь». Все летчики — выбриты, в чистеньких подворотничках. Не забыта и командирская учеба — по книгам и скупым рассказам Молокова изучается неведомая дотоле, таинственная и коварная Арктика.

Перед отправлением летчиков в экспедицию командир эскадрильи на прощание сказал:

— Ведите себя так, чтобы все видели, что вы люди военные.

Каманину об этом можно было и не напоминать. Он ведет себя так всю жизнь.

С трудом сквозь льды пробился «Смоленск» до мыса Олюторского. Плыть дальше на север уже было невозможно. Разобранные самолеты доставили на берег на широких плоскодонных лодках. В кают-компании в последний раз уточнили маршрут перелета. Его наметили почти по прямой: Олюторка, Майно-Пыльгино, через Анадырский залив в бухту Провидения и оттуда на Уэлен.

Военные летчики привыкли летать по прямой. Четырехсоткилометровый полет над морем да еще на сухопутных машинах был, конечно, риском, но трезвым риском. Пилотам-спасателям надо было спешить на льдину, которую ломала неотвратимая сила весны.

— Я не намерен лететь через залив. Его надо обойти, — заявил Фарих. — Вообще нечего делать маршрут обязательным для всех. Каждый может лететь, как хочет.

— Значит, товарищ Фарих, вы отказываетесь идти в строю? — спокойно спросил Каманин. — И не хотите лететь через Анадырский залив?

— Да, я думаю, в строю идти ни к чему.

— Не имея уверенности в вас, я отстраняю вас от полета.

Закусив губу, Фарих пробурчал:

— Хорошо, только сообщите сначала правительству.

— Сообщайте, если вам нужно. Я отвечаю за свои поступки как командир.

Дискуссия и дисциплина несовместимы. Самолет Фариха был передан «безлошадному» военному летчику Бастанжееву.

С машин Р-5 сняли пулеметы и бомбардировочную аппаратуру, освободившееся место заняли техники. Пять самолетов — пятнадцать человек.

Таков был отряд, за продвижением которого следила вся Советская страна, весь мир.

ПО НЕИЗВЕДАННОМУ МАРШРУТУ

21 марта пять самолетов развернутым строем, римской пятеркой, вылетели из Олюторки.

Стоял ясный, морозный зимний день. Но в Арктике погода капризна и изменчива.

Стартуя, летчик того времени не знал, какая погода ждет его впереди, в каких-нибудь ста километрах. Поначалу ясно, а через несколько минут ветер и снег заведут свой нескончаемый хоровод.

Самолеты шли над Корякским хребтом. Под ними проносились горные вершины, то остроконечные, то пологие, покрытые сверкающим на солнце снегом, с темными пятнами ущелий.