Повесть о прекрасной Отикубо. Записки у изголовья. Записки из кельи. Записки из беседки над прудом (сборник)

В этот вечер глуповатый вид хёбу-но сё никому не бросился в глаза. Напротив, в тусклом свете вечерних огней тощий юноша показался изящным аристократом. Женщины в доме много наслышались о том, каким блестящим светским человеком слывет в высшем обществе жених, и заранее были готовы им восхищаться.

– Ах, ах, какая у него тонкая, изящная фигура! – шептали они друг другу.

Госпожа из северных покоев просияла улыбкой.

– Да, ловко я подцепила жениха! Мне по этой части везет. Все зятья у меня как на подбор. А этот, говорят, скоро станет министром, – хвасталась она направо и налево.

– Правда, правда! – соглашались с ней все. Синокими, не подозревавшая, какому олуху она досталась, взошла с ним на брачное ложе. Когда наступило утро, молодой супруг возвратился к себе домой.

Митиёри немало забавлялся, стараясь представить себе все те нелепые недоразумения, которые должны произойти на этой свадьбе.

– В доме твоего отца прошлым вечером торжественно встречали нового зятя, – сказал он своей жене.

– А кто он? – спросила Отикубо.

– Зовут его хёбу-но сё. Он сын моего дяди, начальника ведомства торжеств и церемоний. Красивый муж достался твоей сестре, один нос чего стоит!

Отикубо засмеялась:

– Почему же именно нос? Странная похвала.

– Нос у него лучше всего. Ни у кого на свете нет такого носа. Вот сама увидишь. – И с этими словами Митиёри прошел в комнату для слуг и набросал записку своему двоюродному брату:

«Послал ли ты любовные стихи своей жене, как это принято на другое утро после свадьбы? Если нет, то вот тебе готовые, они очень хороши:

Я слышал, люди говорят,

Что утром после первой встречи

Сильней становится любовь.

Но в этой истине теперь

Я что-то начал сомневаться…

А внизу хорошо бы добавить какой-нибудь изящный намек, например, слова из песни:

Напрасна красота

Осенних листьев хаги,

Она постыла мне!..»

Письмо прибыло как раз в ту минуту, когда хёбу-но сё тщетно ломал себе голову, не в силах сочинить ни единой стихотворной строки. Он очень обрадовался, переписал стихи, не вникая в их смысл, и поторопился отослать своей молодой жене.

А потом он написал Митиёри:

«Вчера вечером все удалось как нельзя лучше. Никто и не думал надо мной смеяться. Подробности расскажу при встрече. Я еще не успел отослать письмо своей жене, так что стихи твои пришлись кстати».

Митиёри позабавила вся эта история.

Нельзя сказать, чтобы он был вовсе безучастен к судьбе Синокими. Но, хотя и жаль ему было ни в чем не повинной девушки, он твердо решил отомстить мачехе любым способом.

«А после того, как месть моя совершится, – думал Митиёри, – я позабочусь о судьбе Синокими». Он очень опасался, что, узнав о несчастье своей сестры, Отикубо может, пожалуй, сильно огорчиться, и потому не обмолвился перед ней ни словом.

Митиёри дал волю разбиравшему его смеху лишь тогда, когда, оставшись наедине с меченосцем, начал рассказывать ему обо всем, что случилось накануне.

– Здорово вы придумали! – возликовал тот.

Не успел посланец хёбу-но сё явиться в дом тюнагона с любовным письмом, как письмо понесли показать новобрачной. Прочитав его, Синокими так и помертвела от стыда, судорожно сжимая листок в застывшей руке.

– Интересно, какой почерк у зятя? – полюбопытствовала Китаноката.

Прочла, и ей показалось, что она умирает.

Горький стыд пришлось пережить мачехе. Даже Отикубо, кажется, менее страдала от стыда в ту злосчастную минуту, когда Митиёри впервые услышал, какое унизительное прозвище дали ей вместо имени.

Немного успокоившись, Китаноката внимательно перечитала письмо. Оно совсем не походило на те любовные послания, которые присылали в подобных случаях другие ее зятья. «Что это значит?» – встревожилась мачеха. Тюнагон отослал людей из комнаты и попробовал сам прочитать письмо, но глаза у него ослабели от старости, и он ни слова не мог разобрать.

– Эти светские любезники выводят тушью такие тонкие линии, мне не по глазам. Прочти мне вслух, – попросил он жену.

Госпожа из северных покоев выхватила листок из рук мужа и прочла ему по памяти то письмо, которое на другое утро после свадьбы послал своей жене куродо.

– Дай я разберу. Вот что здесь написано:

Я знаю хорошо:

Сегодня тоже сумерки настанут.

Не вечен этот день!

Но сердце, полное любовью,

Дождаться вечера не в силах.

Тюнагон улыбнулся, довольный.

– Такой светский человек, как наш зять, мастер сочинять изящные стихи. Смотри же, дочь моя, напиши ответ как можно красивее и поскорее отправь.

С этими словами старик встал и удалился к себе, а Синокими, опечаленная, спряталась в своей комнате подальше от чужих любопытных глаз.

– Зачем он послал такое ужасное письмо? – стала жаловаться Китаноката своей третьей дочери Саннокими.