Обычно при взгляде на помещение исследовательского назначения можно сразу сказать, представители какой науки здесь работают: физики, химики, микробиологи или кто-то там еще. Ну, может быть, на взгляд неспециалиста трудно отличить биохимическую лабораторию от, скажем, микробиологической или бактериологической, но уж основную, так сказать, ведущую отрасль науки угадываешь сразу. Если там микроскопы и пробирки со всякой слизью - значит, биологи работают. Если осциллограф или там вольтметры с амперметрами - тут уж без физики с электротехникой не обошлось. А вытяжные шкафы, трехэтажные штативы с разноцветными пробирками и спектрографы есть примета химиков - что простых, что "био".
Я правда, спектрограф узнаю с трудом, химия у нас в институте почти что факультативом была, так, не экзамен, зачет просто, хоть и дифференцированный. Но уж осциллограф с трансформатором не перепутаю.
В этой лаборатории имелись все три. И вытяжные шкафы. И микроскопы. И всякая стеклянная посуда - колбы, реторты, пробирки, чашки Петри, сосуды Дьюара. Частично посуда была вымыта, частично заполнена всякой неаппетитной на вид дрянью.
И три трехэтажных штатива на широком лабораторном столе, и все заставлены разноцветными пробирочками: в той что-то синенькое, в той желтенькое, а в этой прозрачное. И так далее.
Гроздья проводов висели на специальном щитке, как изолированных, так и оголенных, и под каждой гроздью - табличка с надписью: толщина в миллиметрах и материал, из которого провода сделаны. Это чтобы не перепутать.
И амперметр лежал на столе, и вольтметр, и счетчик Гейгера, и… - да что там перечислять, все, что только можно помыслить, кроме разве что синхрофазотрона.
Но это, так сказать, мелочи, детали интерьера.
Главное, к чему в первый же миг обратилось почти все мое внимание, размещалось на кушетке, стоявшей вплотную к противоположной от двери стене. Кушетка плотно вписывалась между умывальником и камином.
Перед кушеткой сидел наш Пес, слега загораживая мне общий обзор. К счастью, он почти все время пригибал свою большую голову, жалобно подвывая, и я мог без помех созерцать остальных участников этой сцены.
Участников было двое.
Голый толстый мальчик лет двенадцати валялся на кушетке, развалившись вольготно и помахивая ножкой. Одной ручкой он подпирал голову, а во второй сжимал в кулачке горло нашего Крыса. То сильнее сожмет, то хватку ослабит - чтобы, значит, сразу до смерти не задушить. Постепенно чтобы.
Крыс - я его не люблю. Но он все ж таки свой!
А СВОИ тем и отличаются от ЧУЖИХ, что мы за них горой. Мы их если кому и позволим придушить - то только самим себе. Ну, или кому своему.
А Егорушка, хоть он тоже был свой, но пока еще все-таки не совсем. Я лично к нему привыкнуть не успел.
Однако это все лирика, рассуждения, к тому же задним числом. На самом деле все произошло очень быстро, я даже поразмыслить как следует не успел - так, охватил взглядом общую картину: СВОЙ Крыс хрипел, закатывал глаза, и хвост его висел бессильно, как веревка, а кончик носа, обычно розовый, посинел; голый же толстый мальчик Егорушка так гаденько подхихикивал, а Пес так жалобно подвывал…
И во мне, как говорится в наших народных сказках, "взыграло ретивое".
И я, выпустив все свои восемнадцать когтей (на задних лапах у меня почему-то только четыре пальца) прыгнул на голую пухлую спину.
Когда наших бьют - нам не до рассуждений!
Глава девятая, в которой мы воспитываем Егорушку
Еще в ту давнюю пору, когда я был человеком, был я знаком с одним котом. Тоже черным, между прочим. так вот, этот кот выражал свою любовь к хозяевам и их гостям тем, что прыгал им на плечи, желательно в тот момент, когда они к такому выражению любви и ласки не были готовы.
Прыжок осуществлялся со спины.
Человек при этом вздрагивал, вскрикивал и ронял из рук то, что в них, в руках своих, держал.
Так что ничем я особо не рисковал. Ни собой, ни даже Крысом. И пусть некоторые заткнутся, а то выступают тут: "Кот! Как ты осмелился! А вдруг бы он (это Ворон имел в виду нашего чудо-богатыря Егорушку) инстинктивно стиснул бы кулак, и задушил бы Крыса окончательно?"
Ну, так не задушил же!
А совсем наоборот!
Егорушка, конечно же, вздрогнул, конечно же, заорал и кулак - уж конечно же! - разжал. Инстинктивно.
Крыс шмякнулся на пол - хорошо еще, что с небольшой высоты: кушетка была низенькая.
Глаза его закатились, синева покрывала не только нос, но уже и губы, а хвост конвульсивно подрагивал.
- Кончается! - закричал Домовушка, подбегая и подхватывая Крыса в охапку.
- Быстро! - деловито каркнул Ворон, - в ванную! В живомертвую воду его!
И они умчались: Ворон впереди, указывая дорогу, Домовушка, пыхтя под тяжестью дородного Крыса, за ним.
Уж не знаю, как они там пробирались запутанными коридорами шкафа в темноте и без меня - магический огонек засветить было некому, а фонарь, как вы помните, погас.
Но у меня были другие заботы - я занимался нашим младенчиком.