Повесть о спортивном журналисте

- У вас может быть, — пожал плечами Ростовский и, наполнив свою рюмку, залпом выпил, Вист и переводчик свои лишь пригубили. — Но я-то здесь, не у вас.

- Жаль! Такие бы перспективы открылись! Но ведь, если попросите, вас, наверное, не пустят?

- Почему? — Ростовский взял блин рукой. — У нас тренеров посылают во все страны. И работают там они на совесть. Вот, например... — и он некоторое время повествовал о советских тренерах за рубежом.

Однако такой поворот беседы мало интересовал Виста.

—Ну, хотя бы поделились своим тренерским опытом,— перебил он увлеченного рассказом Ростовского, —сделали бы серию статей в мою газету, платим хорошо. Мы бы с удовольствием опубликовали. Поместили бы большую врезку, рассказали о вас. Нас ведь, знаете, —он улыбнулся, — личная жизнь тренера не интересует, — у нас никто не вмешивается в права граждан, хочешь пить — пей, хочешь веселиться — веселись, верно? Лишь бы парни твои хорошо играли.

Хотя Вист выпил совсем мало, его обычная острая наблюдательность на этот раз притупилась, он не заметил, как Ростовский отложил вилку, как нахмурился...

- А еще лучше, — предложил Вист, — если б вы сами написали предисловие к своим статьям. Рассказали бы о вашем методе, системе... Как, например, выдвинули в следующую лигу этот «Мотор», ну, конечно, о себе, почему ушли, почему вас преследуют... Такой тренер и в такой слабой команде! Это же несправедливо. Нельзя пренебрегать вашей личностью. В конце концов, дело не только в футболе...

- Вот именно, — вдруг громко перебил Ростовский, — вот именно, господин хороший. Не в одном футболе! Да только поздно это понял... Говорили мне, а я никак. Поле футбольное, оно маловато, всего сто на полсотни. А я за краями-то его ничего не видел. Не выходил на свободный. Все внутри гонял... И очень свое право гражданина широко использовал — право на питье, уж куда дальше! И вот еще одно право хочу использовать,— он посмотрел прямо в глаза Висту своим неожиданно молодым, совершенно трезвым взглядом и тихо закончил:— Таких, как ты, господин хороший, посылать к... — он грязно выругался.

Встал, неуверенно покопался в карманах потертого пиджачка, выкинул на стол две смятые трешки и рубль.

—Мне, конечно, меньше платят, чем тебе в твоей газете, — сказал, — но меня вот рублевки устраивают, а долларов и фунтов твоих мне ни к чему, благодарствую...

И неторопливой прямой походкой Ростовский покинул зал, оставив Виста и переводчика в полной растерянности. Только Элен незаметно усмехнулась. Вынув зеркальце, она тщательно подмазывала губы.

Ростовский никому не рассказывал об этой встрече.

О ней поведал сам Вист, боясь, что разболтает тренер. Надо было его предупредить, и он в тот же вечер, словно невзначай, сказал Луговому:

- Между прочим, виделся с одним вашим тренером, Ростовским. Он ведь выдающийся специалист, — и Вист выжидательно посмотрел на Лугового. Однако лицо советского журналиста ничего не выражало, кроме любезного внимания. — Но разговор, к сожалению, не получился, — Вист вздохнул. — Не хочу вас обидеть, но этот Ростовский, как бы сказать, потребляет много алкоголя... слишком много и перестает понимать, что ему говорят, жаль...

- Жаль, — согласился Луговой. — Жаль, что вы не предупредили меня, мы бы организовали вам встречу с другими специалистами, в любом виде спорта, не только в футболе.

- Да? Надо подумать. Во всяком случае, спасибо за предложение. И еще одно,— он доверительно взял Лугового под локоть и отвел в сторону, — присматривайте за этим Барбье. Это самый настоящий антисоветчик! Поверьте. И не усмехайтесь, я знаю, что вы думаете. Напрасно. Я не согласен с вашей идеологией, вашей политикой, вашими взглядами. Не скрою. Но я честный и серьезный журналист. И никогда не позволил бы себе унизиться до клеветы, подтасовки фактов... Я всегда признаю все, что у вас хорошо. А вот этот Барбье... Да и Ронсон тоже хорошая штучка. Последите, последите. Я вам плохого не посоветую.

Программа пребывания группы иностранных журналистов в Советском Союзе подходила к концу. И уже можно было точно сказать, что идея имела полный успех. Конечно, кое-кто, вернувшись, вряд ли опубликует восторженные, да чего там — просто объективные, репортажи. Но что многие, приехавшие с неверными взглядами, изменили их, что у иных, судивших о нашем спорте предвзято, раскрылись глаза, — вот в чем была победа.

Луговой определял это не столько по спорам и беседам, которые он сам и другие советские журналисты вели с зарубежными гостями, сколько по дискуссиям, возникавшим среди самих зарубежных гостей, при которых он невольно присутствовал. А таких дискуссий было немало. Однажды за обедом между Барбье и Манчини возник оживленный спор. Луговой застал его уже в самом разгаре.

- Пожалуйста, — говорил Барбье, заглядывая в блокнот, — вы считаете нормальным, что, - когда к вам в отель приходит гость, он должен заполнять чуть не целую анкету — к кому идет, зачем, кто он да что, предъявлять документы, выписывать пропуск, будто пришел в военное министерство?