Повесть о спортивном журналисте

Ирина делилась своими литературными планами.

Слушай! Я хочу написать серию корреспонденции о людях ночного труда! А? Например, уборщице в метро, патрульном милиционере, ночном стороже, ну, разных... И как им помогает спорт.

- Нет, это не годится, — решительно заявлял Луговой, к литературным делам Ирины он относился очень серьезно и втайне мечтал сделать из нее первоклассную журналистку, понимая в то же время, что вряд ли это удастся. — Не годится! Их ничего не объединяет...

- Ну и что? — вскидывалась Ирина, и ее рассыпанные по плечам русые, всегда спутанные волосы смешно прометали до черноты загорелое лицо с облупленным носом.

- А то, — терпеливо пояснял Луговой, — что нет у нас «ночных профессий». Тот же милиционер сегодня дежурит ночью, завтра днем, и уборщицы, и кто хочешь.

- А сторожа?

- Думаю, что сторожа тоже, а если какой-нибудь дед Мазай и сторожит склад утиля, потому что ему в день два часа сна хватает, так ручаюсь, что его единственный спорт — крутить цигарку.

Ирина молчала, она явно огорчилась, что идея ее не получила поддержки. Надула губы и была похожа сейчас на маленькую девочку, которой не купили мороженого.

Луговой улыбнулся, притянул ее к себе, обнял, и она прижалась к его щеке.

—Я смотрю, у нас одинаковые характеры, — рассмеялся Луговой, — у тебя и у меня масса новых идей. Я ж тебе говорю, что никак не могу остановиться все чего-то придумываю. И ты тоже.

- А что мне придумать? — простодушно спросила Ирина.

- Ну, мало ли что, — Луговой задумался. — Если уж ты обязательно хочешь написать серию очерков о том, как спорт помогает людям схожих профессий, возьми, например, людей тяжелых профессий — горновых, стеклодувов, водолазов... или опасных профессий — того же милиционера, пожарного, летчика-испытателя.

- А ты меня очень любишь? — неожиданно спросила Ирина, устремив на него внимательный взгляд, в котором затаилось беспокойство.

Луговой улыбнулся.

- Ты очень последовательна, ничего не скажешь.

- Нет, ты ответь, ты любишь меня?

- Ты же знаешь...

- Требую полного ответа: «Я люблю тебя!» Ну!

- Я люблю тебя.

- А ты мог бы без меня жить? — она помолчала. — Потому что я без тебя — нет.

- А почему ты задаешь этот вопрос? — Луговой помрачнел. — Почему мы должны жить друг без друга? Живем вот... Не так, конечно, как хотелось бы. Но что поделать. Поздно мы с тобой встретились, Ира...

- А я ничего от тебя не требую. Я просто хочу, чтобы ты жил на свете, чтобы с тобой ничего никогда не случилось.

Луговой рассердился:

- Да что с тобой сегодня? Я не собираюсь умирать и тебе не советую. Прямо какие-то старушечьи речи ведешь. Стыдись.

- А я и есть старушка, — Ирина, вскочив, сгорбилась, засеменила, зашамкала, — старушка, старушка! Скоро четверть века стукнет.

- Ну хватит, — решительно заявил Луговой, — давай все-таки продумаем твои очерки.

Некоторое время они рассуждали на эту тему. Так ничего и не решив, замолчали.

Ирина была единственным человеком, с которым он делился сокровенным. Не с Люсей же! Она давно перестала его понимать. На работе он был сдержанным и особо ни с кем не откровенничал. «С Ириной я могу говорить обо всем»,— считал Луговой, но при этом не желал признавать, что в такие минуты говорил не столько с ней, сколько с собой. Ему просто надо было высказывать вслух мысли, не дававшие покоя. Это всегда были мысли о работе, о делах, неприятностях, хлопотах, заботах, о радостях и удачах в делах.

О его доме, о Люсе, о дочери они никогда не говорили.

Вот и теперь Луговой излагал ей свои новые замыслы, высказывал сомнения и опасения, связанные с их осуществлением.

Ирина отнюдь не оставалась безучастной во время таких бесед. Она возражала, спорила, выдвигала свои предложения или поддерживала, одобряла.

К сожалению, ее жизненный, не говоря уже о профессиональном, опыт был столь невелик, а темперамент настолько довлел над трезвым рассудком, что как советчик большой помощи оказать Луговому она не могла.

- Я знаю, — говорила она порой, — ты считаешь меня девчонкой. Или дурочкой. Ничего умного сказать не могу. Ну и считай!

- Да нет, Ира, — успокаивал ее Луговой, — но, право же, ты порой рассуждаешь как-то уж очень прямолинейно. Тебе что-то не нравится — значит, это надо отменить, нравится — поддержать. Не все так просто. Все взаимосвязано, все имеет причины и следствия...

Однажды он осторожно спросил ее:

- А ты бы не хотела перейти на другую работу?

- Ты имеешь в виду свой журнал? — мгновенно догадалась Ирина. — Нет!

- Почему?

- Ты прекрасно знаешь почему. Спрашиваешь неизвестно зачем...

Больше на эту тему они не разговаривали.

Сегодня Луговой поделился с Ириной весьма заботившим его делом.

Дело это заключалось в следующем.