Повесть о спортивном журналисте

- Теперь ясно? — она говорила спокойно и деловито. — Ты журналист — «специалист номер один» в советском спорте, «разгребатель грязи», борец за чистоту, честный, объективный, неподкупный и т. д. и т. п. А в действительности двуличный деляга, антисоветчик и клеветник, за приличные деньжата состряпавший дешевую фальшивку. А что это фальшивка, и именно дешевая, теперь, после того что здесь повидали, ясно всякому, и тебе, и мне, и даже этому напыщенному индюку Барбье, которому, кстати, в вашем главном деле — поливать помоями красных — ты и до щиколотки не доходишь. Так вот, если завтра я отдам эти документы русским, — я надеюсь, ты понимаешь, что тебя ждет? А? Понимаешь? Кончилась твоя блестящая карьера, и все твои деньжата, и бабы, и прочее. Ни одна газета не захочет иметь с тобой дела. Провалившихся «борцов за чистоту», как и разведчиков, сам знаешь, у нас не держат, — она помолчала. — Предлагаю сделку. Все идет по-старому. Я молчу. Спать будешь с другими — не со мной. И секретаршу для черной работы тоже найдешь. А я для «белой» — поездки, командировки, приемы, остальное время по моему усмотрению. Жалованье мне повысишь — на сколько, я еще не решила, может, в три раза, а может, в пять. Из своего кармана, разумеется. Идет? Ну, потеряешь половину своих доходов, они у тебя не маленькие. Так ведь не все. Не согласишься — потеряешь все. Ну как?

- Я согласен! — Вист умел выигрывать, умел и проигрывать. Главное, на все соглашаться, все принимать, усыпить ее недоверчивость, выиграть время, а там он решит, что делать.

- И еще, Роберт, не вздумай валять дурака. Я достаточно начиталась детективных романов, чтобы знать, что к чему: фотокопии лежат у нотариуса. Если со мной что-нибудь случится, они немедленно будут посланы во все газеты, прежде всего, конечно, коммунистические. Ясно?

Вист кивнул головой.

—Я у тебя хорошая ученица, а, Роберт? — она вдруг улыбнулась. — Это ведь ты мне преподал науку жить. Такую науку.

Она некоторое время внимательно смотрела на него, потом добавила:

— В общем, ты молодец и мужчина интересный, только вот учителем оказался уж слишком хорошим, а я ученицей, верно? Во всем. Ладно, — она сбросила с плеч пеньюар, — идем спать. Последний раз, Роберт. Пользуйся, — и, протянув руку к выключателю, погасила свет.

Но любовная ночь не удалась. И вскоре они заснули, прижавшись друг к другу.

Два хищника из хищного мира, заброшенные случайно к другим, непривычным им берегам...

На следующий день журналисты разлетались из Шереметьева в свои страны и города. Разлетались, как стая птиц. «Кто голубем мира, — подумал Луговой, прощально махая рукой с галереи аэропорта, — кто вороном или ястребом, а кто и индюшкой».

Была пятница, впереди два дня отдыха, и, право же, он нуждался в нем, как никогда...

ГЛАВА X. БУДНИ И ПРАЗДНИКИ

Провести с Ириной целый только им принадлежащий день было подарком судьбы.

Люся на весь «уикэнд», как она выражалась, уехала к подруге на дачу: там творилось таинство — шла варка варенья.

Луговой поехал с Ириной за город. Не в Ботанический сад — программа-минимум, а в настоящий лес, километров за сто, — программа-максимум! Они долго ехали по Минскому шоссе. Бесконечные с зажженными фарами вереницы автобусов, с желто-синими машинами ГАИ впереди, везли ребятишек в пионерские лагеря. Порой ребятишки были такие крохотные, что казалось, будто автобусы идут пустыми. Да еще их обгоняли (или они обгоняли) «Волги», «Жигули», «Москвичи», «Запорожцы», мчавшиеся на дачи или, как они, на дальние прогулки. Стояла жара, и москвичи рвались за город.

Убегали назад укутанные зеленью поселки, густые леса с присевшими на опушке утомленными грибниками. Словно стрела уходила к белесому от жары горизонту серая лента шоссе...

Луговой включил кассетофон, и в машине зазвучали их любимые лирические песни.

Ирина откинулась на сиденье. На ней были неизменные, «повидавшие (по ее выражению) все широты и погоды» джинсы, дешевая без воротника и рукавов блузка, обнажавшая ее крепкие руки и шею. Она загорела до черноты, и даже нос — о сюрприз! — не лупился! Русые волосы выгорели настолько, что казались льняными. Она прикрыла глаза, и выгоревшие ресницы забавно выделялись на загорелом лице.

Они не разговаривали.

Зачем? Этот молчаливый час, что они ехали вдвоем в машине под их любимую музыку, принадлежал к самым счастливым, столь немногочисленным часам их украденного счастья.

Украденного? У кого? У Люси? Да полноте! Останься Луговой дома с женой, он что, подарил бы ей час счастья? Смешно. У жизни? Жизнь не раздает часов счастливых или горьких, она просто дает человеку часы, а уж светлыми или мрачными делает их сам человек. Так у кого же? Не у самих ли себя? Не в их ли воле превратить часы в недели, месяцы, годы?..

Луговой гнал эти мысли. К черту! Впереди чудесный день, солнце, лес, вода, Ирина с ним рядом. И весь день они будут делать что хотят! Они будут командовать временем. Вот так!