Со свечкой в руках Софья метнулась вверх по широкой винтовой лестнице — должно быть, Джеральд уже в спальной… пьяный! Это было вполне возможно. Но постель под балдахином с золоченой бахромой была пуста. Она села за покрытый бархатной скатертью стол, в зыбком свете свечи, огонек которой колебался под сквозняком, проникавшим в открытое окно. И Софья стиснула зубы, и в эту жаркую, знойную ночь ее охватила холодная ярость. Джеральд идиот. Довольно и того, что он позволил себе напиться; но он еще поставил ее в такое жуткое положение, из которого ее вызволил только Ширак, и это было уж сущим безобразием. Он идиот. Он ничего не понимает. При всем его очаровании и шарме положиться на него нельзя — он выставляет и себя, и ее в смехотворном, трагически смехотворном виде. Да можно ли сравнить его с мосье Шираком! Софья в отчаянии склонилась к столу. Ей не хотелось раздеваться. Не хотелось двигаться. Ей нужно было понять, в какое положение она попала, разобраться в том, что произошло.
Безумие! Помешательство! Вообразите только коммивояжера, который прямо в магазине подбрасывает компрометирующую записку дочери своего клиента. С какого немыслимого безумия начались их отношения! А его сумасшедший поступок у шахты! А его план увезти ее в Париж до свадьбы! А сегодняшний вечер! Чудовищное безумие! Оставшись одна в спальной, Софья превратилась в мудрую, утратившую иллюзии женщину, превосходящую умом всех этих ресторанных кукол.
Разве не перешагнула она, уходя к Джеральду, через мертвое тело своего отца, через ложь, ложь и снова ложь? Так говорила она сама себе. Через мертвое тело отца! Как могла кончиться добром такая авантюра? Как могла Софья надеяться, что дело кончится добром? В этот миг, обдумывая свои поступки, она, как иудейский пророк, прозревала ужасное будущее.
Софья вспомнила Площадь и свою жизнь с матерью и Констанцией. Из гордости она никогда не сможет вернуться туда, даже если случится самое худшее. Она из тех, кто готов не споря оплатить свои счета.
Послышался шум. Софья увидела, что светает. Открылась дверь, и появился Джеральд.
Они обменялись вопрошающим взглядом, и Джеральд закрыл дверь. От него пахло спиртным, но Софья сразу почувствовала, что Джеральд протрезвел. Его губа кровоточила.
— Меня проводил домой мосье Ширак, — сказала Софья.
— Вижу, — отрезал Джеральд. — Я же просил меня подождать. Сказал, что вернусь.
Он говорил властным, обиженным тоном, к которому прибегает мужчина, когда из сил выбивается, чтобы скрыть от себя и от других, что вел себя как последний осел.
Несправедливость возмутила Софью.
— Так я бы на твоем месте не разговаривала, — сказала она.
— Как это «так»? — задиристо спросил Джеральд, намереваясь переложить вину на нее.
И до чего грубым стало его красивое лицо!
Осмотрительность заставила Софью уступить. Она принадлежала Джеральду. Выхваченная из своего мирка, она во всем шла у него на поводу.
— На лестнице я стукнулся подбородком об эти чертовы перила, — мрачно сказал Джеральд.
Софья понимала, что он лжет.
— Ударился? — мягко спросила она. — Давай я промою тебе ссадину.
Глава III. Исполнение желаний
I
Софья легла спать в отчаянии. Весь блеск ее новой жизни померк. Но когда несколько часов спустя она проснулась в просторной, уставленной бархатной мебелью спальной, за которую Джеральд платил безумные деньги, настроение у нее поднялось, и она готова была пересмотреть свои оценки. Из гордости Софье хотелось считать правым Джеральда и неправой себя, ибо она была слишком горда, чтобы признать, что вышла замуж за очаровательного и безответственного болвана. Да и в самом деле, права ли она? Джеральд велел ей ждать, а она не ждала. Он обещал вернуться в ресторан — и вернулся. Почему она его не дождалась? Потому, что повела себя как дурочка. Перепугалась из-за пустяков. Как будто ни разу не была в ресторане. Разве замужняя дама не может подождать часок в ресторане законного супруга и не натворить глупостей? Что же касается Джеральда, как иначе ему было себя повести? Тот англичанин — сущий негодяй и всячески нарывался на скандал. Он спорил с Джеральдом в чрезвычайно оскорбительном тоне. А когда этот негодяй предложил Джеральду выйти, разве мог Джеральд отказаться? Отказ означал бы драку в ресторане, потому что негодяй был конечно же пьян. По сравнению с негодяем Джеральд был почти что трезв, просто веселее и разговорчивее обычного. А то, что Джеральд присочинил, будто стукнулся на лестнице, тоже понятно — он просто не хотел раздувать историю и пожалел ее, Софью. Право, это очень в духе Джеральда — ни слова о том, что же там было между ним и этим негодяем. Впрочем, нет сомнений, что Джеральд, такой ловкий и проворный, всыпал надутому негодяю по первое число.