Повесть о суровом друге

Шли молча, разговаривать не хотелось.

Уже завечерело. Мы подходили к окраине поселка, когда нас догнал фаэтон, мчавшийся со стороны Пастуховского рудника. В фаэтоне на мягком кожаном сиденье полувалялся пьяный отец Иоанн. Пышные женские волосы его были встрепаны, одна нога, обутая в сапог, свесилась на крыло фаэтона. По временам он пьяно вскидывал руки и, не помня себя от водочного дурмана, сиплым голосом запевал:

Все говорят, что я ветрена была,

Все говорят, что я многих люблю…

Эх, многих любила, всех позабыла…

Цыбуля придерживал его за длинный лиловый подрясник и говорил пьяным голосом:

— Батюшка, я люблю вас, давайте поцелуемся.

И они, облапив один другого, соединили свои обвислые губы.

Горькая обида сжала мне сердце. Значит, отец Иоанн, которого я уважал, заодно с Цыбулей. Значит, ему не было жалко погибших рабочих и он притворялся, когда отпевал их на кладбище… А я-то думал, что, когда он кончит молебен, ангелы вознесут его на небо и там он будет рассказывать богу, как погибли шахтеры и как он хоронил их… Выходит, священник обманул нас с Васькой, и шахтеров обманул, и самого бога…

— Напился как свинья, длинногривый, — сказал я. — Бог накажет его, правда, Вась?

— Накажет… Белыми пирогами с начинкой да полбутылкой водки… сердито проговорил Васька.

— Почему пирогами?

— Потому что… — Васька нахмурился и замолк, точно был недоволен тем, что я сам не догадываюсь. Он оглянулся, хотя на целую версту не было ни души, и с отчаянной решимостью прошептал: — Потому что… если хочешь знать… бога совсем нема.

Я остановился, пораженный.

— Чего испугался? Говорю, нема бога.

— Как нема, что ты сказал, Вась, перекрестись!

— Незачем мне креститься. Подпольщики врать не будут.

— А куда девался бог?

— Никуда. Его не было вовсе.

— Как? Я вчера своими глазами видел бога в церкви.

— Картинки ты видел.

— Нет, иконы.

— Это и есть картинки. Их буржуи намалевали, чтобы…

Васька не договорил, сердитым движением достал из-за пазухи афишку и ткнул пальцем в то место, где на карусели были нарисованы духовные лица.

— Чего здесь написано, читай.

— «Мы морочим вас».

— То-то же, понимать надо…

Но я ничего не понимал. Не верить Ваське я не мог, а верить было страшно.

— Вася, а божья матерь есть? — спросил я, заикаясь.

— Нема никакой божьей матери.

— А рай?

— Что?

— Есть рай?

— Рай, рай — ложись да помирай, — хмуро ответил Васька.

Мы помолчали.

— А кто же создал деревья, шахты и… разные огурцы?

Мои вопросы начинали сердить Ваську.

— Ты слыхал, что Сиротка говорил про бога на кладбище? — спросил он с досадой.

— А что?

— Нет, ты скажи — слыхал?

— Слыхал.

— Ну и все. Никакого бога нет.

Потрясенный, я пришел домой. Матери не было. Из переднего угла глядел на меня сердитыми глазами Николай-угодник. Страшен был его темный иконописный лик.

«Как же так бога нема? — думал я. — А молитвенники, а церкви, а Иисус Христос и, наконец, вот Николай-угодник? Если это картинка, то почему святой так зло смотрит на меня? Наверное, уж знает о нашем разговоре с Васькой».

Я вытащил из-за иконы затрепанный святой календарь. Вот великомученица Варвара с печальными, как у Алеши Пупка, глазами. Еще бабушка, когда жива была, учила меня, что этой святой нужно молиться «от нечаянной смерти и головной боли». А вот еще какой-то лысый святой в юбке, с книгой в руке, кажись, преподобный Трофим, которому нужно молиться первого февраля «об истреблении мышей и крыс». А вот мученик Иисус Христос, распятый на кресте. Почему он худущий, как скелет? Потому, что ничего не ел и не пил, все страдал за грехи людские. Как же нема бога?

Но ведь мне сказал об этом Васька. Никому я так не верил, как Ваське! И опять мне вспомнился пьяный отец Иоанн и девочка-сиротка, плачущая над могилой деда-шахтера. Зачем нужно было богу, чтобы она плакала, почему бог не вступился за нее? Вспомнился и Сенька Цыбуля. Неужели бог не видел, как лавочник катался на мне верхом, почему же он не наказал Сеньку?

«Где он, бог, покажи мне его?» — вспомнил я слова Сиротки. И мне захотелось так же смело сказать: «Где бог? Васька сказал, нема бога!»

У кого бы узнать: есть ли бог? Спросить у матери — заругает, а у отца и спрашивать нечего — в церковь он не ходит.

Вдруг меня осенила догадка: «Что, если самому поговорить с богом?»

Не спуская глаз с иконы, я подошел к ней. Николай-чудотворец хмуро смотрел на меня. Тихо, чтобы чудотворец не совсем отчетливо разобрал мои слова, я спросил:

— Бог, тебя нема, да?

Ожидая разящего громового удара, я втянул голову в плечи и зажмурился. Все было тихо. Я пощупал язык — не отсох ли? Язык шевелился.

— Нема бога! — повторил я громче.

Святой тупо глядел на меня темными пятнами очей.

— Нема бога! Бога нема! — выкрикнул я. На душе стало легко и весело. — И не было бога, одни картинки! — продолжал кричать я, ударил ногой в дверь и выскочил во двор.

Ярко светило солнце, и небо над головой показалось мне просторнее, чем было.

— Бога нема! — завопил я на всю улицу и увидел на заборе рыжего Илюху. Он смотрел на меня, испуганно вытаращив глаза. Челюсть у него отвисла.

— Ну, чего уставился? Нема твоего бога, и ангелов нема!