Повесть о военных годах

Первый танк младшего лейтенанта Маркова благополучно достиг задней стороны того дома, под прикрытием которого стояли фашистские танки, но атаковать их оказалось невозможным: «пантеры» были скрыты высоким дощатым забором и длинным сараем за ним. Командир танка вылез из машины и добежал до забора. Стена у сарая тонкая, за стеной слышен шум моторов. Звук выстрела заставил Маркова отпрянуть от забора: в сторону села пролетел снаряд.

— Вот гады! — Марков вернулся к своему танку, прижавшемуся к выступу амбара.

— Слышишь? — обратился он к механику. — Не глушат двигателя. К чему бы это?

— Драпать думают, как стемнеет. Напакостят — и ходу, — ответил с видом бывалого человека девятнадцатилетний механик-водитель, только недавно прибывший с пополнением.

— Слушай, Петька, — Марков обхватил его за плечи, — скажи-ка, сможешь ты свалить одним духом забор и проломить сарай, а? Хочу атаковать через сарай! От тебя все зависит. Сможешь?

На курносой физиономии механика-водителя одно за другим отразились самые противоречивые чувства: и удивление, и радость, и сомнение.

Заблестели глаза: от него, от Петьки, зависит сейчас, будет атака или нет, совершит ли его танк подвиг? Расправились узкие юношеские Петькины плечи, так и подмывало небрежно сказать: «Сарай-то? Не такие вещи делали, не то бывало. А тут, тьфу ты, какие-то дощечки!» Но никаких особенных «вещей» еще не приходилось совершать младшему сержанту Петру Климову. И, чувствуя свалившуюся на него ответственность, подавил он в себе «Петькино» бахвальство и, как подобает младшему сержанту, ответил:

— Есть провести танк через забор и сарай на сближение с противником!

Молодой механик-водитель немного подал танк назад, чтобы взять большой разгон, резко дал газ и с ходу врезался в доски забора.

Не успели немцы сообразить, в чем дело, как обвалилась крыша сарая и серый, рычащий большой танк, стряхнув с себя обломки, выставил длинный, слегка колеблющийся хобот; одно мгновение темный зрачок пушки смотрел на вражеские самоходки, затем выбросил сноп огня. Громадная «пантера» сразу загорелась. Уцелевшие эсэсовцы бросились врассыпную, но на шоссе их скосили автоматы саперов. Такого успеха Марков даже и не ждал: одна «пантера» уничтожена, вторая, целехонькая, еще «тепленькая», с работающим двигателем, досталась в качестве трофея.

Комбриг наш любил говорить: «Награду надо выдавать там же, где заслужил ее боец, — в бою». При этом каждый раз вспоминал, как Суворов снимал с груди свой крест и отдавал его отличившемуся. Этой же ночью гвардии полковник выдал награды экипажу танка Маркова. Еще утром был младший сержант Петр Климов новичком, а к вечеру сразу стал бывалым воином. Он не сводил счастливых глаз с собственной груди, так и вертел головой то направо, то налево, а на груди блестел новенький орден Славы на полосатой ленточке, с другой стороны был плотно привинчен к гимнастерке краснозвездный значок с гордым словом на алом знамени: «Гвардия».

Наступила ночь, черная, настороженная, озаренная вспышками ракет: немцы со всех сторон подступали к занятому бригадой населенному пункту. Выйти и дать бой на открытом месте в непроглядной темноте, не имея точных данных о силах и намерениях противника, было бы необдуманным и, может быть, пагубным для бригады шагом.

Впрочем, может быть, именно ночь помогла бы нам прорваться через выставленные противником заслоны: ведь и для немцев она была такой же непроглядной, как и для нас. А что будет с Ракитным? Уйдем еще дальше от него и совсем потеряем батальон? Оценив все «за» и «против», комбриг решил занять круговую оборону и, если надо, принять бой под прикрытием населенного пункта.

Механикам-водителям приказали: «Спать, не выходя из машины». Остальным — сидеть на своих местах. Быстро отрывали по-над домами глубокие щели саперы из приданного нам штурмового инженерно-саперного батальона. Всем офицерам штаба, всем радистам и шоферам выдали гранаты. Тут выяснилось, что не все умеют с ними обращаться. Искренне возмущенный, Луговой написал жирным красным карандашом на полях своей карты: «За плохую боевую подготовку солдат комендантского взвода и специалистов объявить выговор начальнику штаба», — и поставил три восклицательных знака. Так в сердцах объявил гвардии майор сам себе выговор.

Тревожно было в штабе. Во дворе дома, занятого под штаб, мерно гудели рации. Одна работала со штабом корпуса, другая поочередно с первым батальоном, Новожиловым и разведчиками, третья тщетно пыталась разыскать в эфире пропавшего Ракитного.

То и дело радио или разведчики приносили новости:

«Соседняя механизированная часть ведет бой с танками противника в десяти километрах…», «Кавалеристы в населенном пункте в пяти — семи километрах от нас натолкнулись на пехоту и танки…», «Дорога, по которой мы пришли, занята противником».