Читаем Повесть о втором советнике Хамамацу (Хамамацу-тюнагон моногатари). Дворец в Мацура (Мацура-мия моногатари) полностью

С возрастом императрица, все чаще глядя на гребни восточных гор[98], размышляла: «Как живет там моя мать?» Она хотела покинуть этот мир, все пробуждало в ней глубокую печаль. Она въехала в императорский дворец, государь денно и нощно клялся ей: «Будем птицами бииняо»[99], его слова проникали ей в сердце и доставляли глубокое наслаждение, но вражда во дворце внушала ей страх и отвращение к нашему миру. Сын ее, принц, был необыкновенно мил и не годам рассудителен, он утешал мать в ее скорби. Она спокойно жила в Хэян, где все успокаивало ей душу, днем она читала «Лотосовую сутру», а в ясные лунные ночи до рассвета играла на цине. Для обычного человека такое существование полно печали, но императрица с самого начала поняла, что не создана для жизни во дворце государя. Она не считала пустыми глубокие клятвы своего супруга. О своей матери она ничего не знала и не надеялась еще раз ее увидеть. Императрица жила в очень красивом месте, любовалась луной и цветами и ни о чем не тревожилась, но сердце ее не было привязано к этому миру. Она была похожа на мать: ее осанка, внешность и манера говорить совсем не отличались от японских, она была приветлива, всегда благожелательна, ее мягкое, спокойное поведение было непохоже на китайское. Такими же были прислуживающие ей дамы. Глядя в тот вечер, как они любовались цветами, Тюнагон чувствовал, что манеры императрицы и дам совершенно не отличаются от японских.

Императрица мечтала, чтобы хотя бы ветер принес ей весточку из Японии. Однажды оттуда в Китай приехал монах. Императрица встретилась и долго разговаривала с ним. На прощанье она попросила, чтобы он разыскал ее мать. Когда же она услышала, что приехал Тюнагон, она с нетерпением ждала встречи с ним, желая услышать новости из Японии.

Принц сторонился людей своей страны, а Тюнагона все время хотел видеть и чувствовал к нему расположение, поэтому юноша часто бывал во дворце, и каждый раз, видя его, императрица думала: «Этот человек прибыл оттуда, где живет моя мать, по которой я так сильно тоскую», и проливала слезы. Можно ли представить ее чувства? Тюнагон со своей стороны не мог забыть облик, который видел в тот вечер любования хризантемами, и с тоской спрашивал себя: «Увижу ли я ее еще раз?»

6

Однажды принц, беседуя с матерью, сказал ей тихо, чтобы никто больше его не слышал:

— Многие докучают мне, утверждая, что мы с Тюнагоном так похожи друг на друга. Я вовсе не так хорош, как он; подобные разговоры — глупый вздор, и я ничего не могу сказать по этому поводу. Но в действительности я был японцем, и в моем прошлом воплощении Тюнагон был моим единственным сыном. Я очень любил его, и от возрождения в Чистой земле меня удержала только привязанность к нему, поэтому я возродился здесь. Тюнагон узнал об этом и решил встретиться со мной. Японский правитель не давал разрешения на отъезд, а мать Тюнагона горевала так, что, казалось, вот-вот расстанется с жизнью, но он не поддался на уговоры, выпросил трехгодичный отпуск и прибыл сюда. Придворные негодуют: «Вы так неожиданно сблизились с человеком, прибывшим из неизвестной страны, и так полюбили его!», а я помню любовь, которая существовала между нами в предыдущем воплощении, все время жажду его видеть и, встречаясь с ним, испытываю наслаждение. Прошу вас, не относитесь к нему как к чужому. Я знаю, что он не может у нас долго оставаться, и уже сейчас представляю, как сильно буду печалиться после его отъезда

Принц заплакал. Императрица была потрясена, она не могла прийти в себя от изумления.

— Почему вы до сих пор ничего не говорили об этом? — произнесла она наконец. — Я мимоходом отмечала, что вы с ним похожи, но и предположить не могла о связи между вами в предыдущем воплощении. Я думала, что вы чувствуете к нему дружеское расположение из-за его безупречной внешности, и каждый раз, видя его, чувствовала, как будет печально, когда он возвратится на родину. А оказывается, между вами существует глубокая связь отца с сыном. Въехав в императорский дворец, я должна была бы искать почестей и добиваться доходных должностей для семьи, но я не такова. Мой отец, подвергшись жестоким нападкам, не захотел оставаться в этом мире и удалился в затворничество в глухие горы. Я сама не смогла жить во дворце, уединилась здесь, как дама, которая в древности прозябала во дворце Шанъян[100], и веду унылое, пустое существование. Вы рассудительны и прекрасно во всем разбираетесь. Сейчас вы один являетесь моей опорой, только вы успокаиваете мое сердце. Если бы вы чувствовали обычное дружеское расположение к Тюнагону, я бы к нему относилась так же; но ваше признание так глубоко потрясло меня, и я ощущаю такие глубокие чувства к нему, что я и сама хотела бы видеться и беседовать с ним, не стесняясь ничьих взглядов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги