— А то. Заказчик эту ведомость увидел и охуел. Выебал менеджера во все щели и потребовал бабки в кассу вернуть. Менеджер сейчас приехал в нашу контору. Посмотрел ролик, доебался до твоего возраста. Сказал, что такой молодой актёр это палево, какая-то там общественность будет неебически возмущаться, что они как бы заманивают молодёжь в казино. В общем, отдавайте нам назад наши бабки и переснимайте клип.
Юра хмурится и нашаривает свой рюкзак.
— Пошли в контору, — говорит он. — Сейчас верну ему эти бабки, пусть подавится.
Маша хохочет:
— Даже не думай! Я дяде Саше сейчас то же самое предлагала. А он мне сказал: «Не надо, вы и так уже достаточно нашкодили». Короче, прогнулся наш начальничек. Отдал этому гандону две штуки из моей зарплаты, а меня — представь себе! — уволил. Как раз в тот момент…
И тут у Маши опять звонит телефон.
— Алё! Мама? — говорит Маша. — Ну да, четверг. Извини, что не позвонила. — Да, у Черкасова я больше не работаю. — Нет, не поэтому. — А потому что твой Черкасов не мужчина, а половая тряпка. Любое быдло об него ноги вытирает, а я потом крайняя. — Мама, он гонит. Он на съёмках не был, он вообще не в курсе. Там, на самом деле –
И Маша рассказывает маме, что там было на самом деле. А Юра сидит оторопевший: до него наконец дошло, что художник Черкасов ему не приснился, а на самом деле был! Так вот он, значит, какой теперь, знаменитый растаманский художник! Совсем захавал чувака Вавилон, даже дрэдов не оставил!
Вслед за этим Юра вспоминает сегодняшнюю Бодину лекцию, и ему становится совсем противно. По всему выходит, что Бодя был прав: реклама хуже проституции! Вон она Черкасова до чего довела, любой сраный менеджер им теперь командует! Даже не верится, что это тот самый Черкасов!
— Черкасов — это художник? — уточняет он у Маши на всякий случай.
— Был художник, — подтверждает Маша. — Говорят, неплохой. У моей мамы в галерее выставлялся. А ты откуда знаешь?
— Картины видел, — уклончиво отвечает Юра. — А чего это он вдруг рекламой занялся, не знаешь?
— Не знаю. Наверно, деньги понадобились. Хотя, какие там деньги? За этот месяц только один заказ, за прошлый два заказа… Разорение одно, а не бизнес.
Маша закуривает сигарету:
— Ладно, хватит о грустном. Давай ещё выпьем?
— А который час? — спрашивает Юра.
— Полдесятого.
— Тогда не. Больше пить не буду. Надо машину вызывать, на вокзал ехать. Поезд через час. Маша, вызови, пожалуйста, у меня телефон разрядился.
Маша набирает номер. Юра встаёт, чтобы сходить в туалет — очень неловко встаёт, сшибая бокал и ударяясь плечом о стену. Ноги совсем как чужие, да и всё остальное не вполне своё.
Маша глядит на него с участием.
— А давай я тебя провожу? — предлагает она. — И билет заодно помогу купить, и на поезд посажу, а то ты уже совсем никакой.
Юра хочет возразить, но тут же понимает, что возражения здесь неуместны. Он и в самом деле никакой — а на вокзале полно ментов, и пьяный растаман с полным рюкзаком денег для них просто подарок.
— Спасибо! — отвечает он Маше. — Большое спасибо!
И это последнее, что он помнит за сегодняшний вечер.
>24. Внезапно
Глухая ночь. Рыбальский мост. Рюкзак на месте, деньги на месте, дрэды на месте. Всё в порядке, вроде бы.
«Куда это я иду? — думает Юра. — А! Я иду в Африку!»
Африка здесь рядом, в десяти минутах. Юра без труда находит знакомый дом, поднимается в знакомую квартиру, открывает знакомую дверь. А там на кухне знакомые все лица: Славджа, Бодя, Лесик и Черкасов.
— Ну, вот и Юрген появился… — говорит Славджа. — Странно было бы… если бы не появился…
И надевает тёмные очки — огромные, на пол-лица. Хотя в кухне не то что бы очень светло.
— Айри, ман! — говорит Бодя. — Ты уже в курсе, что твои глаза размножаются?
— Это… как? — недоумевает Юра.
— А вот так, — Бодя указывает на свои глаза. — У меня теперь глаза такие же, как у тебя. И я вижу то же самое, что и ты.
Глаза у Боди — ну, так и есть. Один карий, другой зелёный.
— И у меня то же самое, — говорит Черкасов. — И я уже пять тысяч выиграл.
— А у меня ещё нет, — жалуется Лесик. — Юрген, ман, посмотри мне в глаза, пожалуйста.
Юра смотрит — а что ещё остаётся делать? У Лесика глаза карие, вообще без красноты — наверно, не курил сегодня. Только левый чуть-чуть с другим оттенком, сероватый, что ли — да нет, зеленоватый… или уже совсем зелёный? О Джа! Один карий, другой зелёный!
Лесик смотрится в зеркало и удовлетворённо улыбается:
— Ну, вот, теперь и у меня! Можно грабить казино! Ну, я это… сбегаю проверю?
— Проверь, проверь… — бормочет Славджа, скорее сам себе, чем Лесику. Какой-то он непозитивный сегодня, аж непривычно…
— Славджа, а тебе? — спрашивает Юра.
Славджа мотает головой.
— Не надо, ман. Мои глаза видели Джа… как я могу их на что-то менять?
Лесик, уже почти ушедший, останавливается в дверях.
— Ты? видел? Джа? — ехидно спрашивает он. — Но он же невидимый, как его можно видеть?