Повести

Мы прошли несколько переулков, пробрались мимо проволочных заграждений и противотанковых надолб, нагромождённых посреди дороги. Наконец, подошли к разрушенному дому с сорванной крышей. Пётр Сергеич вошёл прямо в ворота. «Где же он тут живёт?» — подумал я. Он обернулся и знаком пригласил итти за собой. Мы пролезли через дыру в стене. Пётр Сергеич опять зажёг фонарик, и я увидел новенькую, недавно сколоченную деревянную лесенку, похожую на корабельный трап. Она вела куда-то вверх.

— Вот тут я и живу, — сказал Пётр Сергеич, поднимаясь по трапу. — Жилищный кризис, ничего не поделаешь.

Он вынул ключ и, повозившись у двери, отворил её.

— Входи, не стесняйся. Печку затопим, коптилку зажжём, ужинать станем. Ты, поди, голодный?

— Не-ет.

— Врёшь, знаю, что голодный.

Он зажёг коптилку, сделанную из пустой снарядной гильзы. Комната была большая и почти пустая. Посредине стоял стол, у стены — койка. В углу висело несколько шинелей и гимнастёрок Петра Сергеича и его штатский костюм. Всюду лежали книги — на столе, нра подоконниках, на полу, на койке.

— Удивляешься? — спросил Пётр Сергеич. — Я, брат, книги люблю. По всем дворам собирал. Есть хорошие.

Он снял шинель и аккуратно повесил её на гвоздик. Потом опустился на корточки перед печкой.

— Печка у меня, брат, с утра заряжена. Придёшь домой, чирк — и горит…

И действительно, в печке сразу запылал огонь.

— Садись, грейся.

Он подошёл к столу и, вынув перочинный нож, принялся открывать консервы. Нарезал хлеб, достал банку с маслом, пододвинул стул.

— Ну, орёл, ешь.

Он сел напротив и, улыбаясь, смотрел, как я ем. Потом подошёл к печке, поворошил кочергой дрова и снова сел за стол.

— Сыт?

— Сыт, — сказал я.

— Ну, теперь рассказывай.

Пока я говорил, он курил свою трубку. Я рассказал про операцию, про лечение, про то, как меня, наконец, выписали и сказали, что я хромать не буду. Когда я дошёл до сегодняшней истории с женщинами и «ребёнком», Пётр Сергеич насторожился.

— Эх, парень! Чего же ты раныпе-то молчал?

— Да это вовсе и не ребёнок был. Просто пакет, но тяжёлый…

— Вот это-то и плохо, что пакет. Голова! — раздражённо сказал Пётр Сергеич, подходя к стене и снимая с гвоздика шинель.

— Наверное, украли где-нибудь…

— Какой там — украли! Хуже. Ну, словом, вот что. Я ночевать, наверное, не приду. Располагайся тут, отдыхай. Печку вовремя закрой, смотри, не угори. На моей койке спи. Да запрись на ключ — и помни: скворечник мой во всём доме единственный, больше никто здесь не живёт. А город, ты сам понимаешь, был под немцами, нечисть всякая в щели могла забиться. Никого не впускай, никому не отвечай, ко мне ходить в гости некому, а сам приду — так постучу вот так… — И он постучал пальцами по столу. — Спокойной ночи!

Капитан вышел. Я повернул ключ в замке два раза. Потом принялся рассматривать книги. Тут были и Толстой, и Чехов, и Пушкин, и «Нива» за 1893 год, и Джек Лондон. Были ещё Станюкович, Киплинг и даже Конан-Дойль с его «Шерлоком Холмсом»! Помешав в печке головешки, я пододвинул к ней низенькую скамеечку и принялся читать приключения Шерлока Холмса. Это был рассказ «Пёстрая лента», о змее, которую преступники впускали в комнату через вентилятор. Змея спускалась по шнурку на кровать и жалила человека, от которого хотели избавиться.

Я очень устал за день и не заметил, как заснул с книгой в руках.

Проснулся я внезапно, словно что-то толкнуло меня в спину. В комнате было темно — в коптилке выгорел весь керосин, огонь в печке потух. Спичек у меня не было, и я не знал, есть ли где спички у Петра Сергеича. Размышляя об этом, я вдруг почувствовал, что, кроме меня, в комнате кто-то есть. Я не пуглив, мне приходилось бывать во всяких переделках, но тишина тёмной комнаты иней раз страшнее воя мин и грохота снарядов. Кто мог быть в комнате, кроме меня? Дверь заперта на, ключ, Пётр Сергеич не возвращался… И тут я сообразил, что тот, другой, ещё не вошёл в комнату. Он стоял за дверью и старался всунуть ключ в замочную скважину. Я прислушился^{1}, затаив дыхание. Что делать? Петр Сергеич приказал никого не впускать, на стук не откликаться. Но если «тот» сам откроет дверь? Закричать? Никто не услышит — кругом пустые, разбитые дома.

Вдруг что-то забулькало и зашипело. В темноте мне показалось, что в комнату вползает «пёстрая лента», змея, которая сейчас меня укусит.

Глава четвертая, в которой Иван Забегалов разыскивает опасного врага

«Если дверь откроется, я кинусь «ему» под ноги и кубарем скачусь с лестницы», — решил я. Но она не отворялась. Вдруг что-то вспыхнуло и из-под двери в комнату вполз» ла горящая лужа. Как раз в эту минуту за окнами раздался неистовый вой сирены, отчаянно зазвонил колокол, прошумел мо» тор. Так мчится только пожарная машина, «Неужели сюда ко мне? Но как могли пожарники узнать, что начался пожар?»

Незнакомец, стуча каблуками, побежал вниз по лестнице. А пожарная машина промчалась мимо. Значит, она спешила совсем на другой пожар.