Я бросился к двери и распахнул её. Дверь и пол возле неё пылали, очевидно, облитые бензином. Я схватил висевшие на стене шинели и, кинув их на горящий пол, принялся топтать. Потом стал прижимать ими пламя, лизавшее дверь. Через несколько минут в комнате стало снова темно и лишь противно пахло горелым. Мне стало страшно оставаться в темноте.
Я подбежал к окну и сорвал закрывавшую его синюю бумагу. Сквозь снежный вихрь виднелось далёкое зарево. «В порту горит», — догадался я. Значит, туда и мчалась пожарная машина, вспугнувшая моего ночного гостя…
Рассветало. Комнату сильно выстудило, и я промёрз до костей. Захлопнув дверь, я накинул на себя какое-то тряпье и стал терпеливо дожидаться капитана. Наконец, на лестнице послышались шаги. Кто-то поднимался наверх уверенно и твёрдо. Услышав условный стук, я быстрёхонько отпер. Капитан стоял на пороге и светил фонариком.
— Что случилось? — спросил он, с недоумением глядя на груду тряпья, на обгорелый пол и обуглившуюся дверь.
Я торопливо принялся рассказывать о том, что произошло ночью.
— Так, — сказал Пётр Сергеич, выслушав меня. — События разворачиваются. Не в первый раз за мною охотятся, — пояснил он. — Всё врасплох хотят застать.
Он подобрал шинели, оглядел их и повесил на гвоздь.
— Ну, парень, за один день тебе два раза повезло. Ты молодец! Пожарник, скажи, пожалуйста. Не растерялся. А приходила-то к тебе опасная штучка.
— Кто опасная штучка? — спросил я.
— Она, та самая, которая тебе дорогу показала… Её уже и след простыл. Напоследок напакостила: в порту подожгла, еле потушили. И здесь… Ну, вот что: быстрей ешь да пойдём.
— Куда?
— Искать.
— Кого?
— Вторую. Ту, что «ребёнка» в дом несла. Думаю, что она ещё в городе. Скажи мне, малый, ты бы мог её узнать?
— Не знаю, товарищ капитан. Она — старуха…
— Быть может, она вовсе не старуха. Только прикинулась старухой.
— Я думаю…
— Ну, всё равно, попробуем. Бери консервы, ешь, подкрепляйся. Поди, натерпелся страху?
И он потрепал меня по плечу своей большой тёплой рукой.
Мы целый день бродили по разрушенному городу. Норд-ост ещё гудел, но снег больше не сыпал. В сером небе носились зловещие тучи. В бухте торчали мачты и остовы затопленных когда-то кораблей. На волне покачивались катера и шхуны.
Мы зашли в хлебную лавку и внимательно оглядели стоявших в очереди женщин. Мы побывали в управлении порта, где Пётр Сергеич о чем-то разговаривал с комендантом, а я тем временем осматривал машинисток и конторщиц. Мы заходили в столовые, помещавшиеся в наспех сколоченных бараках, зашли в швейную мастерскую, где несколько молодых девушек перешивали кителя и брюки морским офицерам. Пётр Сергеевич мрачнел всё больше и больше. Мы зашли пообедать и снова пошли по улицам, капитан беспрерывно курил свою трубку и со мною не разговаривал. Уже стало темнеть, когда мы подошли к мрачному сараю. На пробитой снарядом стене висела вывеска: «Кино «Аврора». Пониже был прибит плакат: «Сегодня английский звуковой фильм «Джордж из Динки-джаза». Начало 6 часов вечера».
— Всё равно день пропал. — сказал Пётр Сергеич. — Пойдём в кино что ли?
— Пойдёмте! — радостно согласился я.
— Кстати, и картины этой я не видел. Я в кино редко бываю, — всё некогда.
Мы вошли в полутёмные сени, где тускло светилось окошечко. У кассы толпились мальчишки, девушки и несколько моряков. Очередь продвигалась медленно. Передо мной было ещё человек пять, когда зазвонил звонок. Я совсем расстроился, думая, что мы опоздаем. Наконец, стоявший передо мной матрос получил свои два билета.
— Билетов больше нет, — простуженным голосом сказала кассирша и захлопнула перед моим носом окошко.
Совсем расстроенный, я подошёл к Петру Сергеичу.
— Ну, что ж, пойдём домой, — сказал он, ни капельки не огорчившись. Он набил трубку и принялся её раскуривать.
В эту минуту дверь кассы отворилась. Кассирша вынесла картонный плакатик и повесила его перед окошечком. На нём было написано:
«На сегодня все билеты проданы».
Кассирша повернулась и пошла назад. Я смотрел ей вслед. Вдруг она оступилась и, уже прихрамывая, вошла в кассу.
— Пётр Сергеич! — схватил я за руку капитана. — Знаете что? Это она!
— Кто?
— Вчерашняя старуха. Это она, кассирша-то. Она вчера вот так же оступилась. У неё, наверное, вообще нога подворачивается.
Капитан огляделся. Кроме вас, у кассы никого не было.
— А ты не ошибаешься?
— Нет, Пётр Сергеич, тут уж я не ошибаюсь.
— Ну, что ж, попробуем, — сказал капитан. Он вынул из заднего кармана брюк пистолет и переложил его в карман шинели. Потом решительным шагом подошёл к кассе и постучал.
Я встал за спиной капитана. Дверь отворилась, и кассирша вопросительно взглянула на Петра Сергеича. Это была немолодая женщина с опухшим лицом. Взгляд её скользнул по капитанским погонам, петлицам, и лицо её словно покрылось плесенью. Не знаю, заметил ли это Пётр Сергеич, но мне стало ясно: она, непременно она!
— Что вам угодно? — недовольно спросила кассирша.
— Не продадите ли вы нам всё же пару билетов? — обратился к ней капитан, улыбаясь. — У нас, знаете ли, выдался вечерок свободный…