Повести

 — Да, прокламация, декларация, воззвание, но нам все равно. Нам земля нужна. И мы эту землю возьмем. Отберем ее у вас, гражданин Сабуренков, — проговорил я, уже не ощущая робости.

 — На каком основании?

 — Умный человек вы… На основании революции…

 — Силой?..

 — Конечно.

 — Интересно, — побледнел он, не ожидая такого поворота. — Революции разные бывают. Вот во Франции была…

 — Не знаю, какая там была, но у нас такая — отдай землю!

 — Земельный вопрос решит…

 — Учредительное собрание, — подсказал я.

 — А пока Временное правительство дало губернским комиссарам приказ…

 — Подписанный князьями Львовым и Урусовым, — снова перебил я. — Не беспокойтесь, эти приказы у нас есть.

 — Так вы что же, не подчиняетесь Временному правительству, что ли? — спросил Сабуренков, удивленно глядя на меня.

 — Наоборот, мы хотим облегчить его работу в будущем.

 — Постановление об охране посевов знаете?

 — Есть такое.

 — О примирительных камерах?

 — Тоже. Потому мы с вами так примирительно и говорим: отдайте землю, а то отберем.

Сабуренков опешил. Не дав ему опомниться, Филя добавил:

 — Временно–временно. Все вы временные, а мы, мужики, постоянные. Чего с ним говорить?

 — Говори теперь ты, — разрешил я Филе и начал закуривать.

 — С вами говорил он мирно, — указал на меня Филя. — Думал, вы в разуме. И пришли было мы арендовать у вас землю по три с полтиной, да похоже, никак не выйдет. Так вот что: нынче же снимаем всех ваших австрийцев и отправляем их свергать своего царя. Завтра выезжаем сеять. Мы отбираем землю в народную пользу. Мы, фронтовики, кровь лили не за хвост собачий. Сдавайте дела, а сами можете ехать, куда хотите.

 — В–вон! — вскочил вдруг Сабуренков, и краска залила его лицо. — Вон, хамье, большевики! — стукнул он кулаком по столу так сильно, что мужики наши вскочили со стульев, а солдатка–вдова испуганно охнула.

Не только Филя побледнел, но и меня от этого звериного крика бросило в озноб. Я воочию увидел настоящий облик врага. Страшная злоба охватила меня.

 — Сядьте, помещик Сабуренков. Теперь вы…

Не успел я договорить, как вбежали два мужика.

 — Шум там! — закричал один. — Кокшайские с кольями прибежали!

Ага, вон что!

Взглянул на Сабуренкова. Злая радость в его глазах.

 — Вы посылали верхового?

 — Идите вон!

 — Ваша проделка вам дорого обойдется.

Издали донесся яростный шум. Там уже, наверное, драка.

 — Мужики, надо идти, — сказал Федор. — Ну ее к черту, с землей!

Сабуренков вышел из-за стола и, ни слова не говоря, направился к двери.

Мы с Филей переглянулись. Я ему кивнул, и он сразу, как тигр, так схватил Сабуренкова подмышки, что тот запрокинулся и ударился о грудь Фили затылком.

 — Обыскать! — крикнул я. — Павел, лезь в карманы.

 — Есть! — радостно крикнул Павел.

Из внутреннего кармана он вынул браунинг.

Сабуренков бился, пытаясь вырваться, но у Фили и медведь не вырвется.

 — Степка, Федор, оставайтесь, караульте. К окну не подпускайте. Посадить его в угол! — приказал я. — Павел, в случае чего не жалей пули.

Едва вышли из дверей конторы, как лоб в лоб встретились с управляющим. Он отступил, схватился за карман.

 — Руки вверх! — скомандовал Филя и наставил на него браунинг.

Я бросился к управляющему. В руках моих очутился скользкий блестящий пистолет.

А крики и шум неслись все сильнее.

 — Ну-ка, ведите его сюда вот, — открыл я дверь в контору. — Федор! — окликнул я. — Возьми кол, стань в двери, посматривай в окно. В случае чего бей их, как собак. Слышишь, Федор?

 — Вот напасть… — прошептал он.

 — Филя, — дрожащим голосом сказал я, идя к ограде. — Ты станешь на виду, браунинг держи наготове. Не кричи, не выступай. Кричать буду я.

И мы пошли. До нас долетали отдельные голоса, ругань, шум и свист. Что-то сейчас будет? Неужели наши и кокшайские подерутся из-за барской земли? Неужели помещику удастся стравить два села?

За высокой оградой усадьбы, на прогалине дубового леса, — огромная толпа. Шум, крики, ругань. Испокон веков ссорились два села. Барская земля граничила как с нашим, так. и с кокшайским полем.

Навстречу нам торопился плотник Фома.

 — Скорей, скорей! Вот–вот начнется.

 — Видим, что начнется, — ответил я, думая: «Что же мы можем сделать?»

Филя идет впереди, сердито расталкивая всех, кто не сторонится.

Всматриваюсь в лица наших сельчан. В их взглядах какая-то надежда на нас. Будто мы, уполномоченные, только явившись, уже все уладим. Я поотстал от Фили. Куда его несет в самую свалку? Останавливаюсь и вслушиваюсь в перебранку. Вот народ! Все еще дразнят друг друга говором. Наши говорят не так, как они, а те не так, как наши. Но уже слышны более грозные голоса. На прогалине собралась молодежь. Несколько парней из Кокшая вызывают наших «на кулачки». К ним-то и отправился Филя.

 — Эй, кривой сыч! — крикнул ему кто-то из кокшайских, но Филя не обратил на это оскорбление никакого внимания и важно прошелся вдоль фронта.

 — Зачем пришли? — это кто-то из наших. — Землицы захотели? Убирайтесь, пока целы.

 — Попробуйте! — выступил кокшайский мужик и уже засучил рукава. Обернувшись к своим, воинственно провозгласил: — Долго будем глядеть на них?

Забияки сходятся все ближе и ближе. Бабы и девки отступили назад.