Повести

следовало как можно ближе подойти к дороге.

Он сполз с откоса на дно рва, сильно потревожив раненое бедро. Пивоваров вскочил со своего

насиженного в снегу места, Ивановский молча кивнул головой, и они, прижимаясь к крутой стороне

откоса, быстро пошли по рву вниз. Тут их уже легко могли увидеть с дороги, и лейтенант скоро упал за

поперечный сумет, вжался в снег, рядом проворно зарылся в снег Пивоваров. Опухшее от холода и

бессонницы мальчишечье лицо бойца застыло в предельном внимании, время от времени лейтенант

перехватывал его тревожный, вопрошающий взгляд. Находясь на дне рва, боец абсолютно ничего не

видел и во всем полагался на командира, который теперь принимал решения, так много значившие для

обоих.

Но отсюда уже и сам лейтенант ничего не мог увидеть и вынужден был полагаться на слух, чутко

улавливая все разрозненные и переменчивые звуки, долетавшие к ним с дороги. Конечно, это был не

самый надежный способ из всех возможных для перехода, но другого у них не оставалось. Дождавшись,

когда урчащий гул дизелей на шоссе несколько ослаб, и не уловив поблизости никаких новых звуков,

Ивановский сказал себе: «Давай!» - и вскочил.

В несколько прыжков по глубокому снегу он достиг придорожного окончания рва, выглянул из него -

шоссе поблизости действительно было пустым, хотя на дальний пригорок он просто не успел бросить

взгляда, с бешеной прытью, пригнувшись, он выскочил на укатанную твердь шоссе и размашисто

спрыгнул в сумет на дно следующего отрезка рва. На бегу он с удовлетворением отметил за собой

тяжелое дыхание Пивоварова и изо всех сил припустил по дну к недалекому уже повороту. Через

несколько прыжков, однако, он опять стал различать напряженное завывание моторов и в беспокойстве

внутренне сжался, ожидая криков или, может, выстрелов. Но он все-таки успел скрыться за поворотом.

Пивоваров несколько опоздал, но лейтенант, оглянувшись, увидел, что машины появились секундой

позже того, как боец упал за изломом. Машины промчались, не сбавляя скорости, и он впервые за это

утро с облегчением выдохнул горький, раздиравший его грудь воздух.

- Фу, черт!..

Оба с минуту загнанно, трудно дышали, потом Ивановский, привстав на коленях, огляделся по

сторонам. Кажется, невдалеке был кустарник - реденькие его верхушки местами выглядывали из-за

высокого бруствера, и лейтенант с бойцом расслабленно пошли по рву. Порядком отойдя от шоссе, они

попытались выбраться в поле. К удивлению командира, Пивоварову это удалось скорее, лейтенант с

первой попытки добрался лишь до половины склона и, поскользнувшись на крутизне, сполз в сумет.

Опять очень заболело бедро. В этот раз он не смог или не захотел подавить в себе стон, и Пивоваров

обернулся на бруствере, метнув в его сторону испуганный вопрошающий взгляд.

- Ничего. Все в порядке.

75

Ивановский собрался с духом, преодолел боль, боец протянул командиру лыжную палку, с помощью

которой тот перевалил наконец через бруствер.

- Так. Теперь на лыжи!

Тут, наверно, уже можно было идти вдоль рва, прикрываясь со стороны дороги бруствером, местами

их неплохо скрывал кустарник.

Справа в отдалении серели хвойные верхушки рощи, где ждала их удача или несчастье, слава или,

может, смерть - их судьба.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Продираясь на лыжах через кустарник, Ивановский почувствовал приступ какого-то неприятного, все

усиливающегося, почти неодолимого беспокойства.

Было совершенно непонятно, отчего оно именно в этот момент так настойчиво заявило о себе, в

конце концов, кажется, все складывалось более или менее благополучно: они перешли шоссе, вроде бы

их не заметили, совсем уже близка была цель их трудного многоверстного ночного пути. Хотя и с

препятствиями, но приближался финал, наверное, теперь они могли что-нибудь сделать. Правда, их

силы разрознились - часть потеряли при переходе линии фронта, двое исчезли в ночи, трое остались на

той стороне шоссе, и здесь их оказалось всего лишь двое. Двое, конечно, не десятеро. По вряд ли

именно это обстоятельство было причиной его неясного и такого неотвязного теперь беспокойства.

Чем ближе они подходили к видневшейся вдали рощице, тем все тревожнее становилось на душе у

лейтенанта. Нетерпение охватило его так сильно, что он не мог позволить себе остановиться, чтобы

поправить повязку на бедре, - кажется, начала кровоточить рана. Впрочем, он давно уже старался не

замечать боли, к ней он притерпелся за ночь. Теперь он даже не слишком осматривался по сторонам - он

изо всех сил стремился к роще, словно там ждала его самая большая в его жизни награда или, может,

самая большая беда. Пивоваров, весь в поту, который он уже перестал вытирать с лица рукавом

маскхалата, старался не отстать, и они, запыхавшись, скорым шагом поднимались по краю кустарника.