Повести. Дневник

Против ожидания, провел дома весь четверг, за исключением утреннего визита Вревской (для поднесения браслета мисс Мери на елку) и езды на Невский, для покупки себе новой шляпы. К обеду пришел Дрентельн, и мы втроем ели постный, но вкусный обед. Херес, купленный чрез Жуковского в таможне, оказался отличным. Я самопроизвольно не поехал дежурить по выставке, а оттого успел покончить свой фельетончик. Когда мы отобедали и засели в гостиной, толкуя про полковые и другие новости, между прочим, о женитьбе Капгера, вторгнулся к нам сам жених, от хлопот и счастия сделавшийся с рожи похожим на теплую калошу с собачьей опушкой. Пошли поздравления, обыкновенные жениховские возгласы и т. д. Вот что Капгер дарит на елку своей невесте: стул, стол, этажерку! ковер, серебряный сервиз, крест и золотую цепь, браслет, мантилию и еще что-то. Мне было завидно его счастию. Что за странная моя жизнь! Посреди женщин и часто любящих меня женщин — без идеи о браке, без прочной привязанности, даже почти без способности привязаться к женщине! Не счастливее ли меня Капгер с своей вечно пылающей душой и нелепо-влюбчивой, доброй натурой? Ему кривобокая plain girl[498] кажется ангелом! А мне разве не нравились донны-дурняшки? Но Капгер, украшая действительность, украшает ее вполне, сходит с ума, восторгается! Он истинно счастлив, и дай бог ему счастия.

Вечер, против ожидания, я сидел дома, не взирая на то, что у Краевского пылала елка, пела m-me Лагранж, Григорович и К^о увеселяли публику. Сидел же я дома по многим причинам. Во-первых, лошади уже ходили дважды, во-вторых, было холодно, в-третьих, я до сих пор, по остатку старых грехов и по близорукости, не люблю один въезжать в большое собрание в малознакомом доме. Сверх всего этого, мой новый фрак не готов. Итак, читал Крабба, подводил к концу записки мисс Кембль, где есть много дельного о театре, наелся рыбы и грибов, лег спать и спал отлично.

Утро Рождества прошло в одинокой работе и в чтении Фильдинговой «Амалии». Нельзя сказать, чтоб героиня с перебитым носом меня очень заинтересовала, но изложение превосходно. Обедал дома, к семи часам был у Марьи Львовны на елке. Присутствовали кн. Волконский, Ал. Вас., француз Дулье, Луиза Ивановна (немножко подурневшая) с сыном и мужем. Публика не представляла ничего привлекательного; дети были гораздо лучше, особенно Саша, милый, кроткий, слабенький ребенок. За ужином пили шампанское и бомбардировали Крокодила, представляя Синопское сражение. Домой ехали по страшному морозу долго-долго. Окна кареты замерзли, и я тщетно напрягал зрение, стараясь узнать, где мы. Только на Английской набережной я узнал места. Ложась спать, получил милое письмо от Ливенцова, уже два раза дравшегося с туркой. Славный, умный, храбрый, любезный человек этот Ливенцов!

Воскресенье, 27 дек<абря>.

Только что вчера встал и успел позаняться дневником, Краббом и Фильдингом, как начались посещения и тянулись до ночи, так что я лег спать тотчас же после ужина и ухода гостей. Вот список гостям.

Трефорт, мой милейший <...>, недавно приехавший из деревни, во фраке и с крестами (сверх фрака пальто, а сверх пальто шуба), Василий Николаевич Семевский, тоже недавно явившийся в Петербург. Гусар Иван очень плох. Щербатский и Фет, который, как известно, прикомандирован к уланам е<го> в<еличества>, Гаевский и Михайлов, Григорий брат, а вечером Жуковские и Э. Капгер.

Трефорт и Сем<евский> уехали без обеда, Фет тоже. Обед прошел довольно весело. Послеобеденная беседа незаметно перешла в вечер, но Щербатский, Мих<айлов> и Гаевский уехали. Неисправность Каменского насчет суббот начинает меня бесить, он действительно ударяется в чиновничество. Что его привлекает к разным служебным хамам, его угощающим? Льстят ли они ему или ему так хочется играть в карты? Вообще, это не хорошо, я бы для обеда с Каменским отказался от многих приглашений.

Щербатский поправился и похорошел. Он совершенное дитя, робкое и странное. Кто мог бы вообразить себе это, видав нас обоих лет 11 назад! Оба мы обещали нечто совсем иное. Я был истинно рад его видеть и видеть здоровым, ибо в свой последний приезд он глядел чахоточным. Трефорту я тоже рад был ужасно.