Повести. Дневник

Вообще я сильно погрузился в литературный круг и в литературную компанию, в особенности по случаю возвращения Тургенева и приезда Боткина, в четверг обедал у Некрасова, в пятницу вечер был у Никитенки, вчера провел вечер у Надежды Михайловны, но и тут литература явилась во образе «Лира», читанного Боткиным. Все приедается на свете, и хотя наш круг очень хорош, но и он как-то окисляет человека. А лучшего в виду не имеется, да и где оно?

Вообще уже около недели, как я как-то вял и уныл. Насморк у меня a l'etat de permanence[910], к тому же осень до крайности холодна, сумрачна и угрюма.

Возвращаюсь к очерку моего возвращения в П<етер>бург. Отыскал Каменского, обедал у него с Сатиром и день провел приятно. Много наслаждения (и трепета) доставила мне прелестная С<аша> Ж<укова>, у которой был я и провел весь вечер. Что за волосы, что за глазки и что за милое личико, на которое весело глядеть! Повидался с Некрасовым на новой квартире[911], был у Гаевского, у Андреаса. Михайлова застал по обыкновению в подлой бедности, но с выстриженными волосами и чистой нравственностью. Бурдин уведомил меня, что ставят на Ал<ександринский> театр мою пиеску «Не всякому слуху верь»[912]. Заходил к Гончарову, Вревской, Ивану Ганецкому и Капгеру. Много-много шатался по улицам и, шатаясь, был счастлив.

Было несколько забавных обедов и собраний у Александра Петровича Ев<фанова>. Но, по правде сказать, если б меня теперь спросили, где я бывал и где проводил время с половины сентября по ноябрь, того бы не умел я сказать. Великий насморк, не без кашля, который напал на меня, немало портил мою жизнь, ибо длился долго-долго. Денежные дела мои зато были в блистательном положении, подобных периодов давно со мной не бывало.

Вообще, однако, первый месяц в Петербурге, после долгого заточенья, есть медовый месяц своего рода.

В октябре, с приездом Васиньки и Тургенева, наш обычный кружок принял свое обычное развитие. Об остальных знакомых что скажешь? Л<изавета> Н<иколаевна> так же убийственно скучна, Старчевский так же глуп, Андреас так же любезен и приятен, и так далее и так далее. Очкин давал пир неслыханный и танцы, Василий Петрович давал пиры без танцев, московский Крез Солдатенков[913] (новое лицо) устроил обед у Сен Жоржа[914] со всякими прихотями, Яков Иванович делал завтрак, от которого я сделался нездоров. Все как следует, — то, что хорошо, хорошо и теперь, чего недоставало, того недостает и доселе.

23 ноября, среда.

На прошлой неделе познакомился с Рюминым и купил английских книг у г-жи Введенской. Percy, Makintosh, Hazlitt, «Half hours with the best authors»[915]. За неделю до того было чтение «Лира» у Тургеневых. Я решился переводить «Лира».

Дрентельн переводится из Очакова и, быть может, к нам.

Васинька уехал, как Иоанн на Остров Патмос[916].

Крабб мой имеет успех[917], un succes d'estime[918], как я полагаю.

Купил у Палацци старого серебра.

Пиеса моя «Не всякому слуху верь» имела успех на театре. Я ее видел, актерами недоволен, но поднимать голоса не стоит.

Составляется план великолепный о литературном клубе.

Вчера обедал у Некрасова с новыми весьма интересными лицами: туристом Ковалевским и Л. Н. Толстым[919]. Оба из Севастополя. I like both[920].

— Шахматный клуб[921].

— Приехали Ростопчина и Кильдюшевская.

— Ужин у Гр<игория?> с Преображенскими: m-mes Мердер и Вельяминова.

— Рассказы Арк. Панаева о Крыме. Убитые арапы. Нечувствительность и апатия.

— Статуэтка Торвальдсена.

— Чернокнижный вечер у Марьи Ивановны. Фединька. Саша. Убранство залы. Картины. Гипсы. Блюдечки и вилки. Кильки с головами. Ерыжность. Хорошенькая Олинька.

24 ноября, четверг.

Надо вести записки ежедневно, хотя бы в стиле Погодина[922]. Вчера встал поздно. Работал мало. Был поутру Тургенев. Палацци принес две серебряные кружки и медальон. Обедал дома. Спал, чему мешала топившаяся печь. Потом у Саши до 8 1/2 часов. Потом к Тургеневу. Совещание о юбилее Щепкина![923] Публика огромна. Новые лица — поэт Тютчев, Бенедиктов. Бахметев. Остальные более или менее известны. Корш и «Русский вестник»[924]. Выгоды фуражек. Ермил Костров[925] в приапизме. Гончаров и Никитенко. О вечерах у министра Норова[926].

25 ноября, пятница.

Утром являлась Пашинька и подала письмо с приглашением на бал в субботу. Вечером был у нее, узнал об условиях и плане, а на вечере у Краевского завербовал охотников. Утром не ездил никуда, переводил «Лира», — дело идет медленно и не скажу, чтоб удовлетворительно. Обедал дома, перед обедом была у нас б<аронесса> Вревская. Ей кто-то наговорил об убийствах каких-то в городе, и она трусит до нелепости. Серг. Ф. Арсеньев в Петербурге и здоров, чему я рад очень.

Конец дня у Краевского, где было народу немного. Зотов с женою, скрипач Афанасьев idem[927], Тургенев, Дудышкин, Заблоцкий и другие. Играл в бильярд очень хорошо. Приступлено к проделкам насчет Шахматного клуба[928]. Известие о Марье Александровне Л. Буду у ней во вторник.