Повести и рассказы

Темы я находила всюду: в школе, в квартире и даже в поезде. Я, должно быть, так пристально смотрела на молодого актера, мысленно перенося его в свой будущий рассказ, что он очень оживился и пригласил меня в вагон-ресторан. Я ничего не успела ответить, потому что в эту минуту на пороге появился грузный мужчина в синем, наглухо застегнутом костюме и зеленой велюровой шляпе. Этот наряд был довольно оригинален, если учесть, что за окном сиял жаркий южный полдень и в купе было душно.

- Тут уже семейная пара! - хриплым голосом прямо с порога произнес новый пассажир. - Только еще детей не хватает!

Я не поняла, в шутку он это сказал или всерьез, но киноартист отреагировал немедленно. На экране он, по его собственным словам, выступал в самых различных амплуа, но в жизни, и особенно в обществе женщин, его амплуа было удручающе однообразным. Он томно прошептал мне в самое ухо:

- Нас приняли за семейную пару! Не кажется ли вам, что это символично?

Новый пассажир бухнул на нижнюю полку свой громоздкий чемодан в сером чехле с красными выцветшими цветочками. Затем он, не снимая шляпы, протянул руку сперва киноартисту, а потом уже мне. И представился. Фамилия нового пассажира удивительно гармонировала с его внешним обликом:

- Бирюков!..

Поздоровавшись, Бирюков попросил нас с артистом на две минуты отвернуться в сторону или «зажмурить глаза». Мы предпочли отвернуться, а уже через две минуты он был в полосатой зеленой пижаме под цвет своей велюровой шляпы, которую почему-то решил нахлобучить на абажур миниатюрной настольной лампы.

Затем, порывшись в чемодане, Бирюков вытащил множество папок с белыми тесемками, завязанными бантиком. Воздвигнув на столике целую пирамиду из этих папок, он взял верхнюю, развязал тесемки и погрузился в чтение.

Потом оторвался от бумаг, вправил в желтый обгрызанный мундштук сигарету и закурил. В купе стало совсем уж нечем дышать.

- Все-таки здесь дама… - Киноартист удивленно приподнял и опустил свои атлетические плечи.

- Вот поэтому и не люблю с ними ездить! - проворчал Бирюков, загасил сигарету, с досады поломал ее и выкинул за окно.

- Но ведь там же люди! Провожающие! - Артист еще раз приподнял и опустил свои плечи.

- Ничего… Сейчас тронемся - и разойдутся.

У него была странная логика. Хотя вскоре поезд действительно тронулся и все провожающие в самом деле разошлись.

Несколько часов Бирюков молчал. Он шелестел бумагами, вздыхал, укоризненно покачивал головой, снимал с носа очки и чертил ими в воздухе разные замысловатые фигуры, размышляя и советуясь сам с собой. Наконец он громко, хрипло зевнул, взглянул на свои большие старомодные часы и, желая проверить их, спросил у нас с артистом, «сколько сейчас будет». Он вообще не обращался к нам порознь, а только к обоим сразу, решительно объединив нас в одну семью.

Затем Бирюков сообщил, что скоро будет первая остановка, а как только поезд отойдет от нее, он обязательно «задаст храпака», потому что вообще любит поспать в дороге. Я с ужасом представила себе, какого «храпака» он может «задать». Но спать Бирюкову не пришлось: на станции произошла неожиданная сцена.

К нам в купе вошел спортивного вида молодой человек с плоским, квадратным чемоданчиком. Если бы нужно было описать его в рассказе, пришлось бы сказать, что у него было открытое лицо, высокий лоб, русые волосы и серые веселые глаза. Банальный портрет абстрактного положительного героя…

Но что поделаешь, если лоб у него действительно был высоким, глаза серыми и приветливыми, а лицо открытым и загорелым?

Казалось, молодой человек не заметил, что в купе трое пассажиров - он обратил внимание на одного только Бирюкова. «Везет же мне в этот раз на рыцарей и мушкетеров!» - подумала я.

Уставившись на Бирюкова, молодой человек удовлетворенно произнес:

- Все же догнал!

А Бирюков просто оцепенел… Глаза его блуждали по лицу молодого человека, по его сдержанно модному костюму, по всей его спортивной фигуре, которую критики тоже могли бы посчитать слишком уж «образцово-показательной».

- Ты-ы?! - изумленно проговорил наконец Бирюков, снимая очки, точно они могли обмануть его.

- Я, Тихон Петрович! Конечно, я!

- Откуда же? Из Заполярска?..

- В принципе да… Но в данный момент - из вашего санатория. Мне сказали, каким поездом вы отбываете и в каком вагоне. Я помчался на вокзал, но не успел. Тогда схватил такси - и вот, слава Богу, догнал!

При одном воспоминании о том, как он торопился, молодой человек с трудом перевел дух.

- И в честь чего же это ты пожаловал? И погоню устроил? - предчувствуя недоброе, осведомился Бирюков.

- А в честь того, что я всему нашему рудоуправлению священную клятву дал: не вернусь из отпуска без вашей визы! Без разрешения на новый бурильный станок… Клятву дал!

- А какой у тебя, позволь узнать, отпуск?

- Два года не отдыхал - стало быть, четыре месяца.

- И что же, все четыре месяца день за днем будешь мне душу терзать?

- Да что вы, Тихон Петрович? К чему такая жестокость? Вы сегодня визу дадите, сейчас!

- Ты уверен?