- Интересно! - сказала Зина и своим немигающим взглядом уставилась на Ксению Павловну.
- Юра, наш сын, уехал учиться в Ленинград: у него ярко выраженные математические способности. И он поступил на физмат.
- Это правильно!
- Что?…
- То, что человек с математическими способностями идет на математический факультет! А не на биологический, например…
Ксения Павловна взглянула на Зину непонимающими глазами. И продолжала:
- Это было ударом для Николая: он не представляет себе жизни без ребят. Без наших детей! Потом пришло время и Лере поступать в институт. Она мечтала быть врачом. С детства!… Представляете себе, любила болеть.
- Чтобы не ходить в школу?
- Не-ет!… Для того, чтобы к ней пришла женщина в белом халате. Она задавала врачам столько разных вопросов, что мне становилось неудобно… В нашем городе не было медицинского. А тут как раз наш с Николаем приятель по институту предложил переехать сюда. Он занимается театрами здесь, в отделе культуры.
- В управлении, - уточнила Зина.
- Ну да… Я плохо разбираюсь в этих названиях. Николай узнал, что у вас есть медицинский. И это имело решающее значение.
- Я так и думала!
- Так и думали?… - удивилась Ксения Павловна.
- Я понимала, что Николай Николаевич…
С Зиной происходило что-то невероятное: она подыскивала слова! «Милая, наивная Ксения Павловна, - думала она. - Как бы мне вам все объяснить?…»
- Я рада за ваших детей, - сказала она. - У них есть призвание. И они будут ему служить.
- Безусловно!… Этому учил их отец. Он стремился, чтобы они поняли, чего хотят от жизни.
- А чего вы хотели, он понял? Тогда, после театрального института?…
- Он не виноват, что так получилось. Он никогда не умел переступать через свои принципы… Это достойно уважения. Поверьте мне, Зиночка!
Она защищала его с одержимостью матери. «Человек, которого так защищают, наверно, достоин защиты! - подумала Зина. - Чего-то я в нем, может быть, не разглядела?»
Она хотела напомнить Ксении Павловне о том, что они еще год назад составили подробный план ее возвращения в театр. Во взрослый, где главный режиссер не состоял с ней в родственных отношениях. Зина хотела спросить, почему Николай Николаевич до сих пор не помог подготовить какую-нибудь сцену для пробы в театре. Но спросила совсем о другом.
- А чего он сам хочет… в данный момент?
- Отдать все свои знания…
- ТЮЗ - не лекторий, - сказала Зина. - Нужно еще…
- Он все отдаст!
- Важно, чтобы было что отдавать… - задумчиво произнесла Зина.
- Что вы имеете в виду, Зиночка? Скажите мне. Я ему подскажу… Я всегда была его другом!
- Посоветуйте ему поскорей поставить спектакль для юных зрителей. Поскольку наш театр так называется: Театр юного зрителя.
- Он это сделает! Я только хочу, чтобы вы были друзьями.
«Угораздило их поселиться со мной на одной площадке! - думала Зина. - Теперь все время буду метаться между совестью и Ксенией Павловной…»
- У нас собираются ставить «Ромео и Джульетту», - сказала она. - Для меня в этой трагедии роли нет. Но я все равно буду болеть за спектакль. Николай Николаевич мог бы поставить его… А он отказался. Кстати, я слышу его шаги…
На худсовете предложение комсомольцев тоже было одобрено. Все сошлись на том, что уж если говорить со школьниками о любви, то о любви огромной, великой.
- Я - «за», - сказала заведующая педагогической частью Валентина Степановна, - но лишь при условии, что на этот спектакль о великой любви Иван Максимович не будет проводить первоклассников со служебного входа.
Валентина Степановна считала, что ТЮЗ - это три театра в одном помещении: один - для малышей, другой - для подростков и третий - для юношества. Так считали и все остальные, но она особенно часто это подчеркивала.
- Вспомните свое детство, - как обычно, попросила она членов художественного совета.
- Кто же о нем забывает? - задумчиво произнесла всеми уважаемая Анна Гавриловна - ветеран театра, когда-то игравшая мальчишек, а теперь бабушек.
- Кто забывает? Дирекция! - воскликнула Валентина Степановна. - Год в нашем возрасте - это двенадцать месяцев. А каждый год в детстве…
- … это эпоха! - закончил ее фразу Иван Максимович. - Я с вами согласен.
- Теоретически! А на практике вы каждый вечер ходатайствуете за тех, кто должен ходить в театр утром.
Все в театре разговаривали с Иваном Максимовичем «на равных». И не потому, что позволяли это себе, а потому, что к этому располагали характер директора, и его лицо, и его неуклюжая, застенчивая походка. Но непосредственней и резче других высказывалась Валентина Степановна, поскольку пришла в театр с ним вместе, лет двадцать тому назад. И еще потому, что она всех убеждала: «Вот увидите: когда он уйдет на пенсию, все кончится!»
Члены худсовета посочувствовали Тонечке Гориловской: на этот раз ей не придется работать с автором над текстом произведения, что она очень любила делать. И, расходясь, поздравили Костю Чичкуна с хорошей идеей.
- Это не я. Это товарищи, - с мрачным видом ответил довольный Костя.
Иван Максимович попросил задержаться главного режиссера, Костю и Зину.
- Сейчас позвоним в Москву и узнаем насчет молодых режиссеров!