Повести и рассказы

— Товарищ старший лейтенант, — выкрикнули из строя, — можно отлучиться?

— Что? — рявкнул Хрычев. — Можно Машку за ляжку. В армии — разрешите. Терпи. Равня–сь!

Ряболицый «злой гномик», выказывая мелкие, прокуренные до желтизны зубы, расхаживается маятником. Новобранцы старательно вытягиваются. Матерясь, Хрычев подталкивает вперед прямые, как столбы, тела. Иногда он наклоняется, делая свирепое лицо, и щупает икры, проверяя напряжение ног. Курсанты, поначалу оживленные, за время занятий измучились и, упрямцы, отклоняются в вертикальное положение.

— Равня–сь!

Справа от Люлина стоял Антинский. Вдруг он отделился от строя и медленно поплыл вперед. «Выслуживается», — успел подумать Люлин и застыл в оцепенении, вылупив глаза. Антинский плашмя, как линейка, грохнулся на асфальт.

— Что там? — заорал Хрычев, всполошившись. — Ах, вашу так!

«Бедняга, — Люлин неподвижно стоял возле распластанного приятеля. — Перегрелся. Когда же перерыв? Кто следующий? Я? Я не хочу. «Он в совершенной растерянности наблюдал, как подоспевшие товарищи бережно переворачивают Антинского. У него какое–то восковое лицо, грязное, в пыли, с разбитым окровавленным подбородком.

Курсанты сомкнулись кольцом. Культурист сержант Родев, кличке «папа», танкист из ГСВГ (группа советских войск в Германии), держал голову Антинского в ладонях. На лицо лили из фляг.

— Что за паника? Смирно! — подбегая, вопил Хрычев. — Всем встать в строй. Живо, живо! Эй, вы двое, оттащите его в тенек. Отлежится. Ну, что вы возитесь?

— Он кажется, не дышит.

— Что?! Сердце. Массируйте сердце, остолопы! Живо.

— Глаза не открываются, — вторил тот же голос испуганно.

— Массируйте. В темпе. Молокососы, сынки, берут полудохлых в армию, а ты возись! Ну, что там?

— Очнулся!

— Все. Так, бойцы, вот вы, оттащите его. Всем в строй.

Неохотно построились. Антинский не исчезал из представления Люлина. Изредка будто из тумана выступало колючее лицо Хрычева. В глазах густо мельтешили серебристые крестики. Люлина охватила дрожь, мурашками покрывая тело. «Вот, кретин. Чистоплюй. Чего вбил в голову? Романтики захотелось. Сидел бы дома, ходил в институт. Нет, примчался…»

Но уже ночью, едва в палатку набились сокурсники, в тесноте, когда горячо дышат в ухо, принимая стакан с дурно пахнущим самогоном, купленным по дешевке в ближайшем селе, Люлин пил за поступление, за тех, кто в сапогах, и в хмелю воображал себя блестящим офицером прошлого века. Трехлитровую банку они, как ни старались, не осилили. Под низким грибком зябнул в сырой туманной ночи дневальный по роте. Люлин предложил ему обмыть мандатку и щедро налил.

— За нас, господа офицеры! — крикнул дневальный, и Люлин от души хлопнул его по плечу. В это время мелькнула чья–то тень. Люлин обомлел. По дорожке, шаркая тапочками, шел «злой гномик». «В гости пожаловал, встречайте», — втихомолку ругнулся Люлин, упал в канаву и пополз по–пластунски. Дневальный, качаясь, поплелся докладывать. Язык его заплетался.

— Эх, в морду б тебя… — спросонья «злой гномик» не разобрался в чем дело и сверлил дневального тяжелым взглядом. — Утром доклад чтоб от зубов отскакивал. Полян? Проверю. — Он вдруг потянул носом воздух, заулыбался, кивнул и ушел.

Так и отгуляли мандатку. А «злого гномика» зауважали.

Было это в августе. И неужели так было? Потом Хрычев в гневе избил нерадивого курсанта, и партийная комиссия наказала офицера. С училищем Хрычев распрощался. На смену ему пришел Беликов.

… — Валюха! Люлин!