— А я буду зоологом! Мой самый страшный случай в детстве — с черепахами. Капа, не хочешь слушать, так уйди, я хочу рассказать Марку Семёновичу. В детском саду был живой уголок с черепахами. Я с ними возился, кормил, развлекал, очень их любил. А потом зимой ночью прорвало батарею, и они в кипятке сварились. Я в садик прихожу, вижу — всё затоплено! Хотел черепах спасти, а они мёртвые в луже плавают. Вот моё самое страшное! А папаню запугала в детстве Эсеркакаплан — привидение такое белое. Капа, твоя очередь!
— Меня пугали Недотыкомка и Енфраншиш. Но они в книжке живут.
— Давай книжку сожжём!
— Вдруг выскочат?
Юлю развлекали подобные разговоры. Ей нравилось, когда говорили о страшном — как об обыденном. Это означало, что «им тоже бывает страшно, к ним тоже
Тихая, неразговорчивая Юля остро нуждалась в том, чтобы вокруг неё шумели, смеялись, болтали о ерунде. Шумное развлечение она находила у Гадовых. Ей, выросшей в «престижной» обстановке Марка Семёновича с полировкой и хрусталями, старый дом на Литейном казался сказочной крепостью. Самыми странными персонажами, населяющими крепость, были дворник Трифон Иванович и управдом Сергеевна. Капа с удовольствием рассказывала Юле про их необычную жизнь; Лёха говорил, что мать привирает.
«Трифон Иванович был знаменитым скрипачом и плыл в своей резиновой лодке с подвесным моторчиком на гребне славы и успеха, когда его настигло страшное известие... — Капа задумалась. — Он узнал, что у него есть дочь, и живёт она в приюте для слепых детей». — «Капа, как узнал? Вещий сон приснился?» — «Нет, ему это сообщила ммм... давно забытая подруга юности, то есть нет, она померла, а перед смертью призналась священнику, что сдала слепую дочь в сиротский дом и сообщила имя отца. Трифон Иванович с хохотом пил шампанское в окружении поклонниц его музыкального таланта, когда в ресторан вошёл старый священник. Священник что-то тихо сказал баловню судьбы, тот побледнел и ушёл без шапки в метель. Трифон Иванович стал работать учителем музыки в приюте для слепых детей. Он узнал свою дочь, научил её прекрасно играть на скрипке, потом упал перед ней на колени и сознался, что он и есть её отец. Дочь от избытка чувств прозрела, обняла отца, вышла замуж за миллионера и уехала в Аргентину. А Трифон Иванович решил зажить скромной жизнью и пошёл устраиваться дворником к управдому Сергеевне. С чемоданчиком в руке он зашёл в старый дом на Литейном и вдруг услышал жалобные стоны. Его глазам предстало страшное зрелище: прекрасная дама застряла пальцами в почтовом ящике и никак не могла освободиться. А ящик горел ярким пламенем, ещё мгновение, и огонь охватит красавицу!» — «Капа, зачем она засунула руки в ящик?» — «Хулиганы бросили туда окурок, газета загорелась. Она хотела вытащить окурок, не мешай. Трифон Иванович достал из своего чемоданчика огнетушитель, погасил огонь и тем самым спас красавицу». — «Неправда вымысла! Неправда!» — «Управдом Сергеевна, ибо это была она, поселила своего спасителя в дворницкой. Ночью они смотрели, как кружатся звёзды, днём запускали воздушного змея. Однажды Сергеевна услышала, что кто-то плачет за дверью. В белой ночной рубашке и валенках управдом вышла на лестницу и попала ногой в кошачью еду. Плакал студент музыкального училища Виктор, сирота с третьего этажа. Его воспитывала тётка, которая не любила музыку. Виктор играл на баяне. Нужно было взять напрокат баян. Нужен был взрослый, который бы записал на себя баян. А баян дорого стоил, и тётка не хотела записывать на себя баян, потому что Виктор всё ронял и ломал. “Что же мне делать?” — повторял бедный Виктор. “У меня есть паспорт, я запишу на себя баян, — сказала управдом Сергеевна, — но за это ты всю жизнь будешь есть мои пирожки, перетаскивать шкаф и вешать занавески”. На том и порешили. Виктор стал хорошим баянистом, пел моряцкие песни, и все жили долго и счастливо».
Марк Семёнович шёл забирать Юлю «из гостей». В подворотне около помойки стоял, опустив голову, бедно одетый человек в шляпе.
— Помогите мне, пожалуйста, — попросил он Марка Семёновича глухим жалобным голосом.
— А что нужно сделать?
— Помогите мне позвонить в милицию, а то
— А почему вы сами не можете позвонить в милицию?
— Потому что я слепой.
— Гм... ну хорошо, я наберу вам номер, а вы сами скажете.
— Спасибо, пойдёмте со мной.