Повести и рассказы

Любимым безумцем Марка Семёновича был Человек-Полиэтиленовый Мешок, который жил где-то в Коломне. Впервые он увидел его на Конногвардейском бульваре, остановился, даже глазам своим не поверил — человек был полностью замотан полиэтиленом. Это был очень сложный костюм (Джанни Версаче отдыхал, хотя, возможно, и помогал его надевать): несколько дождевиков, на руках мешки, перевязанные верёвочками, чтобы держались как следует, на талии — шуршащий кринолин из крупных кусков полиэтилена, к нему прицеплены лёгкие пакетики. Ботинки были обернуты несколькими слоями прозрачного материала. Голову Человека покрывала широкополая полиэтиленовая шляпа. На ней, словно цветы и фрукты, держались плотные полиэтиленовые шары. Лицо было закрыто полиэтиленовой вуалью, сквозь неё чернели усы. Шёл мелкий, размывающий реальность петербургский дождик, капли барабанили по подоконникам, машины проезжали с влажным шипением. Было зябко. Один лишь Полиэтиленовый Мешок, казалось, чувствовал себя комфортно в своей мерцающей белой броне.

Марк Семёнович очень хотел поговорить с Мешком, выяснить, от чего он хотел защититься: только от дождя или, может быть, от каких-то неведомых простому гражданину космических угроз? Мешок, заметив, что около него крутится подозрительный тип с блокнотиком, двинулся в сторону Новой Голландии; он шёл, с трудом передвигая шуршащие ноги, и был похож на волшебника из сказочной страны. Семёнович от него не отставал: дрожа от любопытства, преследовал волшебника. Мешок побежал, он нёсся всё быстрее, полиэтилен стал разматываться и трепаться на ветру. Как сказал поэт:

Мой плащ клубится и платье рвётся
Вдоль по дорогам седой зимы.

Задыхаясь, психиатр спешил за ним: «Я хочу поговори-ить! Помо-очь!» Волшебник забежал в подворотню дома на Крюковом канале и исчез. С тех пор Марк Семёнович часто прогуливался по Коломне в надежде встретить Полиэтиленового Человека, иногда он видел его издали — на другой стороне улицы, на другом берегу реки. Догнать его никак не удавалось, он стремительно удалялся и, мелькнув серебряным облаком, таял в холодном воздухе.

«Марк Семёнович, зачем вы за психами бегаете, дочь пугаете? Не боитесь, что самого примут за городского сумасшедшего?» — «Алёша, я собираю материалы для докторской диссертации и международной конференции». — «Далась вам эта диссертация, дочь бы хоть оставили в покое, пускай бы в Муху шла, зачем ей дурацкий институт, ну какой она врач?» — «У неё аналитическое мышление и твёрдая рука. Это и мама твоя говорит. Будет отличным нейрохирургом». — «Марк Семёнович, что вы бредите! Твёрдая рука — это про рисунок!»

Юля позвонила Лёхе, попросила прийти. Марка Семёновича не было. В квартире дурно пахло — примерно как если бы взять самые неприятные запахи на Нининой даче и усилить их в сто раз. В гостиной среди полировки, ковров и докторских хрусталей сидела на стуле высокая старуха с прямой спиной и благородными чертами лица. Она была одета в лохмотья, а штанов на ней не было, вернее, они были натянуты только до колен.

— Это Мария Николаевна. С ней папа вчера познакомился на Смоленском кладбище и пригласил ночевать. Сказал, что она бездомная княгиня.

Юля сварила кашу. Княгиня ела с большим удовольствием. После того как кастрюлю выскребли, Лёха аккуратно и безжалостно проводил княгиню до остановки, сунул ей рубль, а саму — в трамвай.

В другой раз папа привёл Конферансье — тоже очень голодного. Конферансье был маленьким, тощеньким, в мальчишеском костюмчике, с тросточкой и в канотье. Конферансье с аппетитом ел всё, что предлагали, в глаза не смотрел, на вопросы не отвечал. Деньги взял охотно, завернул в кусок газеты, спрятал в карман и ушёл. Жизнь Конферансье протекала в больших магазинах. Если магазин был пуст, человечек бесцельно ходил от витрины к витрине, разглядывая товары народного потребления и грустно вздыхая. При большом стечении народа в нём просыпался цирковой конферансье. Он невероятно воодушевлялся, принимался вертеться на месте, пританцовывать, хлопать, топать и вдруг — выпаливал объявления цирковых номеров, а в момент воображаемого выступления артистов крутил над головой своей тросточкой, как пропеллером, пел «Советский цирк» и выделывал странные па. Его Марк Семёнович подцепил в Гостином дворе. «Уважаемая публика! На арене цирка эквилибристы братья Сидорчук! Пам-пам парарарарам-пам-па-рам, пам-пам парарарарам-пам-па-рам! Артистки Демкины, классический этюд на пьедестале! Советский ци-и-рк умеет делать чудеса-а-а! Советский ци-и-рк, и все в оранжевых труса-а-ах! А теперь акробаты Юрьевы покажут чудеса на подвижных досках (барабанная дробь). Але-гоп! Пам-пам-парарарарам-пам па-рам, пам-папарарарарам-пам-па-рам. Воздушные гимнасты под куполом цирррка!»